"Фил Бейкер. Абсент " - читать интересную книгу автора

могли рассчитывать на то, что Доусон окажется за пределом обычного".
Кроме простого алкоголизма, в пьянстве Доусона есть и метонимическая
"часть вместо целого". Когда он пил абсент в Лондоне, он пил Париж, а когда
он макал в абсент распятие, он пил свою веру.
Конечно, его физическое и душевное здоровье стало разрушаться. В 1899
году он жил в отеле "Saint Malo" на Rue D'Odessa и пил много, главным
образом - в Латинском квартале и в открытых всю ночь кабачках для рыночных
рабочих у Большого Рынка. Вместе с художником Чарльзом Кондером он поехал в
Ла-Рош-Гюйон, чтобы отвлечься от тяжелой парижской рутины, но к этому
времени у него были явные симптомы одержимости абсентом. Кондер написал
Уильяму Ротенстайну, что "утром случился припадок, после которого сознание у
него смутное и очень необычные галлюцинации. Я оставил его там, так как он
отказался ехать в Париж".
Доусон вернулся в Париж позднее, и там его друг Роберт Шерард нашел
его, когда он "упал лицом на стол, липкий от абсента". Нервы у него были
абсолютно расстроены, и он сказал Шерарду, что боится возвращаться в свой
номер. Его стала пугать статуэтка на камине. "Я лежу, не сплю и смотрю на
нее, - сказал он. - Однажды ночью она сойдет с полки и задушит меня".
Шерард тоже был пьяницей и к тому же дуэлянтом. Доусон говорил, что он
"очаровательный, но самый угрюмый и раздражительный человек на свете. Беседа
с ним - неразбавленный купорос". Шерард мог бранить евреев и стрелять в
потолок. Тем не менее именно он и его жена приняли Доусона к себе и
ухаживали за ним. В их доме, который на светский манер называли "коттеджем",
хотя это был самый обычный дом в захудалом пригороде Кэтфорд на юго-востоке
от Лондона, а первый этаж занимала другая семья, Доусон и умер. Он любил
вспоминать свое парижское прошлое и как-то сказал Шерарду, что литературная
жизнь ему не удалась. В будущем, сказал Доусон, надо заняться чем-нибудь
другим. Его мучил кашель, и Шерард достал ему немного настойки рвотного
корня. Кашель продолжался, Шерард поехал за врачом. Пока его не было, Доусон
сказал его жене: "Вы - ангел небесный, да благословит вас Господь". Шерард
вернулся, и, пока он помогал другу сесть, чтобы было легче дышать, и вытирал
ему лоб, голова Доусона упала. Ему было тридцать два года.
Уайльд написал из Парижа Леонарду Смайзерсу, который сам к этому
времени разорился, и попросил его положить от его имени цветы на могилу
Доусона. В этом письме - знаменитая эпитафия Доусону: "Бедный раненый
человек, такой прекрасный, трагически воспроизвел всю трагическую поэзию,
как в символе, или как в пьесе. Надеюсь, на его могилу положат лавровый
венок, и руту, и мирт, потому что он знал любовь". В столетнюю годовщину его
смерти "Общество 1890-х годов" положило венок из руты, розмарина и мирта на
его надгробие, а потом члены "Погибельного клуба" полили могилу абсентом.
Бездомный, беззубый, иногда безумный, Доусон дожил до 1900 года. Он
вряд ли мог умереть в более подходящий год. Йейтс вспоминал, как резко
девяностые пришли к концу:

Потом в 1900 году все спустились с ходулей, и больше никто не пил
абсент с черным кофе, никто не сходил с ума, никто не кончал самоубийством,
никто не становился католиком, а если это и бывало, я о том забыл.

Насчет абсента он ошибался.