"Эрве Базен. Смерть лошадки (Книга вторая трилогии "Семья Резо")" - читать интересную книгу автора

Молчание. За долгие годы я привык к молчаливым ответам, но не весь
божий свет умел, на манер нашей матери, разгадывать этот безмолвный язык.
Мое молчание гласило: "Уже давным-давно я знаю, чего хочу. Единственно,
куда мне хочется поступить, - так это в Школу журналистики в городе Лилле.
Но если говорить по правде, я предпочел бы немедленно устроиться в
редакцию какой-нибудь газеты, чтобы набить руку, а главное, добиться
материальной независимости, источника любой независимости вообще... К
несчастью, мне известно на сей счет мнение моего отца: "Журналистика
открывает множество путей, только при условии, если ее бросить, так лучше
вообще за нее не браться". Или еще: "Резо не занимаются раздавленными
собаками". В нашей семье, насчитывающей с десяток борзописцев, самым
великим из коих был неутомимый Рене Резо, журналист считается чем-то вроде
бедного родственника. Такую упрямую башку (как величали меня не без
основания родные) может занести в любую редакцию! Давать в руки оружие
этому бесноватому - покорно благодарим! Юриспруденция, одна лишь
юриспруденция способна выправить сбитые набекрень мозги! Юридический
факультет - прибежище колеблющихся. Юриспруденция помогает повзрослеть,
это вроде как бы зубы мудрости!
- Ты действительно что-то надумал? - настаивала мадам Ладур.
Лучше было сразу выйти из игры, снискать себе полусвободу студенческой
жизни. Потом разберемся.
- Поверьте, у меня просто не было времени думать.
- О, как это мило по отношению к нам, - сказала моя псевдотетя.
Тут началась сцена прощания, осложненная советами, укорами,
разноголосыми восклицаниями. Я безропотно позволил прижать себя к
сиреневому халату мадам Ладур и вышел из ее объятий лишь затем, чтобы
упасть в объятия девиц, которые по очереди выступали вперед, дабы впиться
поцелуем в щеку изгнанника. Мику, с улыбкой на губах, хотя чувствовалось,
что она всей своей сутью опровергает эту улыбку, меня не поцеловала. Я
оценил ее такт: в известных случаях сдержанность гораздо более
красноречива. Понятно, что Самуэль по-мужски пожал мне пятерню и выразил
вслух общее мнение:
- Договорились, когда мы вернемся домой, то есть через две недели,
надеюсь, ты к нам придешь.


Возможно, и приду. Но не наверняка. В поезде, который катил к Нанту, к
Анже, мне встретилась девица в английском костюме ржаво-коричневого цвета,
стоявшая прямо посреди коридора. Без сомнения, Магдалина. Возраст
неопределенный - скажем, двадцать. Очевидно, из экономии она сберегла свою
детскую горжетку: два хорька, чисто декоративные, симметрично лежавшие на
обоих плечах. Казалось, что эти профессиональные душители кроликов
впиваются ей прямо в сонную артерию. Губы сердечком накрашены, вернее,
многослойно намазаны дешевенькой помадой из магазина стандартных цен.
Брошь из того же магазина, помещенная между грудей с целью прикрыть
ложбинку, слишком часто посещаемую мужскими взорами, - какая-то нелепая
пластмассовая блямба. Ногти покрыты лаком, но не в тон губам. Два оттенка
красного спорят между собой. Шестимесячная завивка, волосы белокурые, у
корней темные. Кончики пальцев истыканы иглой. Кончики грудей угадываются
сквозь прозрачную блузку. Кончики ушей расцвечены целлулоидными сережками.