"Эрве Базен. Смерть лошадки (Книга вторая трилогии "Семья Резо")" - читать интересную книгу автора

журналам и эпилогам американских фильмов. Я их заинтриговал. А значит,
заинтересовал. Вот и все. Ни малейшего кокетства с их стороны, никаких
уловок. У нас, то есть у них и у меня, были слишком тяжелые веки. Ничего
не происходило. Ничто не вытанцовывалось. Но все, что говорилось нами,
звучало уже не по-прежнему, отдавало иным звоном. Друзья, безусловно. Хотя
бы через силу.
Разумеется, у меня имелась избранница. И конечно, старшая из сестер.
Когда очень молодому человеку приходится выбирать среди нескольких девушек
(что бывает не часто), он обычно склоняется к самой старшей. Таким
способом ему как бы удается повзрослеть, доказать себе свою мужскую
зрелость, в отличие от стариков, которые пытаются сорвать бутончик
помоложе - не по испорченности, а лишь в надежде помолодеть в собственных
глазах. Поэтому Мику открыла собою список. Не более того. Во всяком
случае, когда мои намерения определились, ни Сюзанна, ни Сесиль не были
окончательно вычеркнуты из списка, а только переведены в резерв. Я не
шучу. Еще долго я буду распоряжаться чужой судьбой, любые обязательства
перед другими я сочту как бы изменой возможному, моему возможному, и,
какие бы обязательства я сам, кроме того, ни взял, ими, на мой взгляд,
будут связаны лишь те, кто может ими воспользоваться к своей выгоде.
Недаром же я отпрыск буржуазии: пусть все прочие довольствуются нашими
объедками - идет ли речь о женщинах, о землях или о деньгах.
Но тсс! Не повторяйте моих слов: это важнейшее чувство клана, чувство,
от которого отделываются с трудом даже перебежчики, это чувство наименее
официальное, наиболее затаенное; есть даже десятки учреждений, которые и
существуют лишь для того, чтобы помешать вам в это верить; и они
распределяют наши объедки, что именуется благотворительностью.
Итак, повторяю, у меня была избранница. Сюзанна, ей-богу же, вечно была
растрепана! Веснушки, резкий, как у чайки, голос, большие ноги несколько
ее портили. Притом ничуть не задорная, а только колючая, как каштан, вся в
скорлупе - словом, одна из тех девиц, которые становятся аппетитными
только будучи испечены, я хочу сказать: влюблены. А длинная и вялая Сесиль
- она была и впрямь слишком для меня молода - чернявая, медлительная. Еще
долго буду я вспоминать ее сутулую спину, благодаря которой у нее был
такой вид, словно она болтается в воздухе, как кукла на гвоздике, со
своими фарфоровыми пятнадцатью годами.
Другое дело - Мишель. И еще какое другое! На первый взгляд этого не
скажешь, ее надо было узнать, и, уж поверьте, я сумел узнать ее за
шестьдесят два дня! Глаза у нее были светло-голубые - цвета голубых
фланелевых пеленок. Ее косы, ни белокурые, ни каштановые, дважды огибали
головку. Мику упорно отказывалась подражать сестрам, не желала стричься и
содрогалась при слове "перманент". Тонкость лодыжек, запястий, шеи, талии
противоречила ее происхождению. Но зато ее выдавал пушок на коже; вернее,
даже не пушок, а просто волосы, если говорить о ногах и предплечьях. Очень
переменчивая, в иные дни она была восхитительна, в иные - никакая; ее
немного угловатое личико (скажем лучше: резко очерченное) не терпело
ничего уродующего, то есть ни усталости, ни печали. Короче, девушка,
которая красиво улыбается и некрасиво плачет, красота, нуждающаяся в
счастье. При разговоре она наклоняла голову влево и слегка пришепетывала.
Грудь мала, зато трепетная: ученый отнес бы ее к категории "дыхательных",
грудь тех прославленных влюбленных героинь романов, которые охотно