"Эрве Базен. Смерть лошадки (Книга вторая трилогии "Семья Резо")" - читать интересную книгу автора

пустякам, как могут они не надоесть друг другу? Как это они все-таки
ухитряются заполнять дом своими криками? Ведь их близость содержала и соль
и сахар. У Ладуров все время целовались, и целовались взасос. Зато немало
и ссорились: просто словесный пинг-понг, короткий обмен целлулоидовыми
шариками перебранки.
Напрасно я наблюдал за этими ссорами, которые пугались первой же слезы
совсем так, как пугается фанфарон первой капли дождя. Поскольку у всех у
них были, очевидно, глаза на мокром месте, досада заменяла им гнев, и, без
сомнения, только словарь Ларусса мог просветить их относительно точного
смысла слова "ярость", ключевого слова моего отрочества.
К концу недели я вынужден был признать: все Ладуры связаны друг с
другом, как связывают букетик фиалок шнурочком из рафии, и больше всего
они дорожат именно этим шнурочком. Что же касается самих фиалок, то они
бледноваты, не особенно пахучи и не всегда хочется их нюхать. Правда и то,
что в семействе Резо наиболее чувствительным органом был нос. У нас носы
посажены слишком высоко, как у короля Ферранте, и поэтому нас так легко
тревожит чужой запах.
Но недели через три во мне шевельнулась симпатия, медленная,
тяжеловесная, неуверенная, с оглядкой: нельзя так вдруг сразу принять
новый образ жизни. Тот, что мне предлагали здесь, был в моих глазах
чуточку приторным. В восемнадцать лет меня начали обучать детству, тому
детству, которого я никогда не знал и которое я с давних пор считал как бы
убожеством, слабостью, беззащитностью против родительской десницы. В
восемнадцать лет меня обучали игре. Игре! Игре, неразрывно связанной в
моей памяти с приказом: "Идите поиграйте! Сегодня вы будете чистить
мостовую аллею!" Что игра тому, кто не только не познал радостной
бескорыстности движения, но для кого прямой смысл движения - защита,
оборона? Кому придет в голову просить воина поиграть в солдатики? Разве не
равносилен падению скачок из реальности в видимость? (Я тогда еще не знал,
что видимость сплошь и рядом - надежное лекарство от реальности.) "Эх ты,
безгубый!" - кричал мне Самуэль, видя, как я морщусь во время игры в
"города". Именно безгубый, до того плотно поджимал я губы, снисходя к
игрокам. Аппетит к удовольствиям дается при рождении. На фоне этих
плотоядных весельчаков я выглядел вегетарианцем.
- Итака, Йорк, Итон...
- И твой брат! Сесиль, вычеркивай! Самуэль уже назвал.
- Эфес, Эфраим...
- Это племя, а не город, - визжала Сюзанна.
Я вмешивался холодно и поучительно:
- Больше того, племя доброго самаритянина. Вычеркивай, Сесиль!
Колебание разрушило все чары. И вот уже играющие вертятся на стуле,
обтягивают юбочки, поправляют галстучки.
Что может быть хуже одного скучающего, который заражает всех насморком
скуки, а ведь у меня самого от скуки вечно скулы сводило! Не очень-то
весело с этим названым двоюродным братцем. Удастся ли его цивилизовать?
К концу месяца я наконец-то сумел приноровиться. По крайней мере я
верил в это, и мне удалось уверить в этом Ладуров. Даже задавал тон. Я
первым прыгал в холодную воду, первым бежал на соседнюю ферму, первым шел
на приступ дюны. Как и подобает "своему парню", я сбивая майонез, мастерил
удочки для ловли камбалы, копал червей, орал "Болотницу", укладываясь