"Эрве Базен. Анатомия одного развода [love]" - читать интересную книгу автора

из буфета тарелки с цветочками и на этот раз бесшумно ставя их на стол в
столовой, отделенной от гостиной передвижной стенкой, которая - увы! -
сейчас была раздвинута. Дети хорошо видели отца; прижав головой телефонную
трубку к левому плечу, он неловко царапал карандашом, записывая то, что
жужжало в ней и предназначалось ему одному; однако, как ни кратки были его
реплики, нетрудно было догадаться, о чем идет речь: Это не слишком сухо, а?
Хочешь, я немного сглажу? Ну что ж, ты лучше знаешь, пусть будет по-твоему.
Дети отлично видели всех - деда, там, в своем углу, рядом с ним бабушку,
видели и друг друга - все они вместе словно участвовали в каком-то
представлении, застыв с каменными, неподвижными лицами. Только Луи,
казалось, ничего не замечал. Ладно, я сделаю копию и немедленно тебе отошлю.
Надо заказным, а? Наконец мадам Давермель не выдержала и без всяких
объяснений задвинула перегородку; это произошло в тот момент, когда Луи,
отойдя от аппарата, протянул отцу листок, вырванный из записной книжки, и в
ответ услышал:
- О нет. У меня по этому вопросу нет твердого мнения. Это твое личное
дело.

28 ноября 1965
21 час 05 минут

Алина стояла у занавески в кухне и пристально вглядывалась в сумерки,
рассеченные мелким дождиком, в струйках которого расплывался вялый свет трех
стоящих поблизости фонарей.
- Потерпите! Они скоро будут, - сказала ей Эмма.
О том, какие чувства вызовет в ней это первое свидание детей с отцом,
Алина раньше и не думала: не думали над этим ни ее сестра из Парижа, ни
другая сестра, из Кретея. А вот Эмма подумала. Эмма всегда обо всем думает.
Вместе со своей девчонкой Флорой она явилась сюда в пять часов. Даже еще
извинилась:
- Мне надо было уроки проверить, а то я пришла бы раньше. Была уверена,
что застану вас в таком состоянии. Если бы мне пришлось отправить Флору в
гости к отцу...
Флора, подняв носишко, с удивлением уставилась на мать. Все кругом
знали, что мать родила ее от своего коллеги гвинейца, когда работала
учительницей в Конакри; знали, что она заботливо растила ее одна, сразу
перестав думать об этом гвинейском парне.
- Ничем не занимайтесь, Алина, - сказала Эмма. - Ведь ужинать будут
только женщины. Я сама обо всем позабочусь.
Одинокая женщина, она была подлинной сестрой милосердия для других
одиноких; к тому же она обожала пересуды. Среди друзей Эммы числились
главным образом дамы, разведенные или близкие к разводу, чаще всего матери
ее учеников. Начиналось обычно с вполне безобидного вопроса: Что же
происходит, мадам? Я никак не могу встретиться с отцом ребенка, на который
следовал несколько смущенный ответ: Потому, мадам, что мы сами его очень
редко видим, а затем при выходе из школы Эмма подкарауливала мамашу и
начинала ей пылко сочувствовать, что приводило к исповеди, к выслушиванию
советов, и таким образом эта женщина попадала в твердые руки Эммы: Бедняжки!
Они не умеют защищать себя! Эмма же знала все: законы, права, издержки,
формальности, адреса. Она была счастлива, когда удавалось загнать в угол