"Эрве Базен. Встань и иди" - читать интересную книгу автора

9

Когда раздался звонок, Матильда была еще в сиреневом халате,
наброшенном на ночную рубашку, а на голове у нее щетинились бигуди. Так
как я не имею обыкновения расхаживать в чем попало и, встав с постели,
сразу одеваюсь как полагается, открывать пошла я... вернее, потащилась,
потому что чувствовала себя очень разбитой. Ура! То была "шляпа колоколом".
- Я привела его к вам рано, - сказала Берта Аланек. - Сегодня мне
надо явиться на час раньше. Хозяин хочет объяснить мне мою работу. В
другие разы я буду приходить позже. Ну вот. Теперь мне пора...
И все-таки она вошла - тихо, как мышка, лопоча другие невыразительные
фразы, в которых без конца повторялось "надо", характерное для языка
прислуги. Но благодарила она сдержанно. Похоже, что, привыкнув к помощи
других, она находила ее вполне естественной. По взглядам, кидаемым ею на
"первозданный хаос", легко угадывалось также, что она разочарована:
богатая барышня, несомненно, устроила бы ее больше. Она была удивлена и,
возможно, обеспокоена. Благотворительность - прихоть богачей. Но откуда
эта прихоть у бедняков? Конечно, бедные помогают друг другу, но только в
тех случаях, когда они знакомы. Наконец она наклонилась к ребенку,
замотанному платком поверх капюшона, и шепнула ему:
- Слушайся даму!
Она ушла, втянув голову в плечи, шаркая тяжелыми башмаками. Я храбро
объявила в пространство:
- Клод пришел!
- А-а! Его зовут Клод!
Матильда, скрывшаяся было в своей комнате, решилась оттуда выйти. Она
приближалась, причесанная наполовину, разбрасывая вокруг себя пряди волос,
руки, полы халата. Пока она рассматривала мальчонку, которого я усадила на
высокую табуретку машинистки, и тот качал ногами, не доставая ими до пола,
ее первый подбородок ушел во второй, а второй навис над третьим. Этот
худышка с личиком птенца, втянувший головку в плечи, с почти бежевыми
ресницами и завитушками латунного цвета вовсе не был противным. Матильда
выжала из себя подобие довольно кислой улыбки, потом вторую улыбку, более
печальную, а ее сменила третья, подходящая ко всем случаям жизни. Она
перевела взгляд с ребенка вверх, на меня - тоже худую, тоже блондинку, но
неприятного, более резкого, рогового оттенка. Вздох. Другой. Ничего не
попишешь - я была тут, несгибаемая в своем облегающем платье. Ее глубоко
опечаленный взгляд продолжал подниматься, словно взгляд беглеца,
остановившегося перед последней стеной, слишком высокой и с угрожающе
торчащими осколками стекол. Она не знала, что и сказать, бедняга, и,
словно огромный браслет, вертела вокруг запястья свой непременный
резиновый напульсник - по определению Люка, эмблему ее трудовой славы.
- В конце концов... - начала она.
В ней брала верх ее истинная натура. Бородавка на веке задергалась.
На заплывшем жиром лице постепенно наметилась и расцвела настоящая улыбка.
- Завтракал ли он, по крайней мере? - спросила тетя.
Час спустя она уже спешила в угловой универмаг покупать детский
"Конструктор".

***