"Эрве Базен. Ради сына" - читать интересную книгу автора

которой я вынужден злоупотреблять; она говорит со мной мягким, вкрадчивым,
почти раболепным тоном, которого я не заслуживаю и который принижает ее
собственное достоинство. Уходя, она добавляет:
- На завтра я думаю приготовить сладкий пирог...
Я, конечно, не возражаю против этого традиционного пирога с
консервированными вишнями, с воткнутыми в него свечами на бумажных венчиках.
Лора не обладает богатым воображением. Но вдруг распахивается дверь,
ударяясь о стену. Бруно, которому полагается уже спать, но который еще даже
не раздевался, стремительно врывается в комнату и звонким голосом возвещает:
- Завтра близнецам тринадцать лет, ты не забыл?
- Ты мог бы постучать.
Бруно сразу застывает, поворачивает лицо к Лоре, а та словно
обволакивает его покровительственным взглядом. Можно подумать, она родная
мать, а я отчим. Я спохватываюсь, но уже поздно. Я прекрасно помню, что
завтра день рождения близнецов. Подарки уже лежат у меня в столе. Я бормочу:
- Да, правда. Спасибо, напомнил, а то я чуть было не забыл.
На самом деле я забыл только о том, что мне следует постоянно держаться
настороже.
А Бруно еще долго будет держаться настороже. Сидя рядом с Мишелем,
который зубрит, не поднимая головы, Бруно что-то черкает в тетради. Проходит
Лора - он прикрывает тетрадь. Прохожу я - он совсем закрывает ее. Проходит
сестра, он открывает тетрадь и спрашивает полушепотом:
- Через сколько лет бывает високосный год?
- Через четыре на пятый, - не моргнув глазом отвечает Луиза.
- На четвертый, дура! - поправляет ее Мишель, вынырнув из своей
алгебры.
Его задевает, что Бруно обращается не к нему, и он хмурит брови. Бруно
объясняет:
- Я подсчитывал, сколько дней мне ждать до совершеннолетия.

Через некоторое время, в ту же зиму, мы всей семьей сидим в комнате,
которую моя мать называла салоном. Жизель - living {Living room - гостиная
(англ.).}, дети же зовут ее теперь "виварий". Это все та же комната, которую
я помню с детства, с фальшивым камином, видавшей виды мебелью и стенами,
оклеенными обоями, по которым летят желтые листья; моя мать говорила, что
из-за этого листопада вокруг нас царит вечная осень. Я сижу в старом кресле
с продавленными пружинами и читаю; я перелистываю страницы, убивая свой
свободный день. Кроме того - по крайней мере, мне так кажется, - я наблюдаю
за детьми. Словно сквозь туман, я отмечаю все, что происходит вокруг.
Дождевые капли медленно падают с проводов, которые, точно нотные линейки,
тянутся перед окном. Из радиоприемника льется тихая музыка. Собака спит,
свернувшись клубком на коврике. Приоткрыв дверь, Лора выскальзывает из
комнаты со словами: "Я еще вернусь". Луиза, которая ластилась к ней, теперь
перебирается поближе ко мне. Усевшись на полу у моих ног, она полирует
ногти, кокетливо встряхивает кудрями, "примеряет" разные улыбки,
рассматривает свои длинные ресницы в карманное зеркальце, покусывает
медальон, - порой он, выскользнув из рук, падает в вырез платья на уже
развивающуюся грудь. На одном конце стола, склонив над конструктором лицо
сурового ангела, Мишель собирает подъемный кран. Движения его продуманны, он
трудится с той серьезностью, которую он вносит во все, что делает. На другом