"Эрве Базен. И огонь пожирает огонь" - читать интересную книгу автора

- Чисто сработано! Как говорит патрон, это демонстрация бессилия народа
перед лицом сокрушительной мощи современной армии. Люди против танков -
какое уж тут сопротивление.
Сельма качает головой; в этом он весь - ее черноволосый брахицефал:
когда он возмущен, ему необходимо высказаться, и он будет говорить, не
закрывая рта и не думая о том, что ее и так тошнит.
- Эти господа из хунты - люди, конечно, не мягкие, но соображают, что к
чему! Железные дороги, шоссе, телевидение, порты, почта, газеты - они прежде
всего захватили средства массовой информации и узлы связи и тем разобщили
противника. Идеальная модель переворота.
- Ты говоришь так, будто они уже выиграли, - замечает Сельма, покусывая
ноготь.
- К сожалению, это совершенно ясно.
Оливье подошел к ней; обняв ее за плечи, он тоже обозревает толпу
беженцев: только у троих при себе чемоданы, остальные, лишившись всего,
топчутся на клочке родной земли, с которой им скоро ради спасения своей
жизни придется расстаться. Официант обносит всех бутербродами и стаканчиками
из вощеной бумаги; другой - ходит с кувшином и разливает мутноватую
жидкость. Сельма открыла было рот, но тут же передумала... К чему, в самом
деле? Отождествить лицо с именем - а она узнает здесь многих - значит
придать человеку вес, которого он уже не имеет, сделать его первым в числе
несчастных.
- Хоть бы они галстуков не надевали, - непонятно почему шепчет она.
На что Оливье тут же реагирует по-своему:
- Ну, эти-то выйдут из воды сухими. А вот тысячам безвестных на заводах
и в бидонвиллях, с которыми сейчас будут нещадно расправляться, - им мы
ничем не можем помочь... Хунта ведь действует у себя дома, значит, все права
на ее стороне. За истязание детей суд в любом государстве лишает отцовства.
А за истязание народа ООН должна была бы иметь право вводить свои войска,
лишать страну суверенитета.
- Jag alsker dig {Ты мне нравишься (швед.).}, голубая каска, - говорит
Сельма; иронизируя, на этот раз, правда, мало уместно, она любит мешать
языки. - А что должна делать я?
- Приказ патрона: переоборудовать кабинеты в спальни. Я возвращаюсь на
свое место у двери - принимать людей. А ты спустись вниз и займись детьми.
- А с нашим что будет? - спрашивает Сельма, сдвинув светлые брови.
- Заберем его завтра. Все, кто на полупансионе, сегодня остаются
ночевать. Начиная с шестнадцати часов на улицах запрещено всякое движение.
Тон у Оливье изменился: тревога овладела и им. Молча, сразу став
внимательным мужем, он повел свою супругу - вместе с будущей дочкой - вверх
по лестнице, ограждая от возможных столкновений, ибо люди непрерывной
чередой одни спускались, другие поднимались, груженные непонятно откуда
раздобытыми матрасами и одеялами. С грудой подушек в руках сам господин
Мерсье - сиречь посол - включился в дело.
- Смотри, осторожней! - на ходу бросает он Сельме, которую зовет на
"ты", поскольку знал ее еще ребенком, когда служил в Стокгольме. - А вы,
Оливье, не забудьте: вы мне должны бутылку шампанского. Я же говорил вам, не
пройдет и недели, как президент будет у них в руках. Так оно и оказалось, и
неизвестно даже, какова его судьба.
И он со своей ношей карабкается дальше. А супруги быстро сходят вниз.