"Эрве Базен. И огонь пожирает огонь" - читать интересную книгу автора

довершение всего заигрывания уличного приставалы окончательно вывели Марию
из себя. А теперь этот тип, ни молодой, ни старый, ни красивый, ни
уродливый, олицетворение добродушного мещанина - от отвращения Мария не
запомнила ни единой черты его лица, - посмел еще взять ее под руку. И раз,
два, по левой щеке, по правой, пощечины сразу охладили его пыл, и он,
побагровев от ярости, крикнул вслед, застыв на тротуаре:
- Полегче, ты, дура!
А Мария мчалась без оглядки через улицу. Перед самым носом машины.
Невзирая на зеленый свет, машина остановилась в двух метрах от нее; тормоза
завизжали так же неистово, как выругался шофер, ибо машина все-таки наехала
на правую ногу Марии и вывернула ей щиколотку. А Мария запрыгала на левой
ноге - ничего не поделаешь, пришлось принять помощь коренастого мужчины с
волевым лицом, перерезанным черточкой усов, который выскочил из машины и
бросился к ней.
- Это все из-за того типа, - еле слышно повторяла она.
Почему именно те, а не иные детали подмечаешь в такие минуты, трудно
сказать. Пока мужчина, нагнувшись, а затем встав на колени, решительно
принялся ощупывать вывихнутую ногу, потом снял и сунул в карман
туфлю-лодочку со сломанным каблуком, Мария, с трудом сохраняя равновесие,
разглядывала при мутном свете фонаря идеально ровную линию пробора, идущего
ко лбу от проплешинки величиной с монету. Но вот пробор, нос, усы и
квадратный подбородок снова оказались на уровне ее лица, и теплый, чуть
вибрирующий голос, очаровывавший одним своим звуком, произнес:
- Осмотр закончен! По-моему, ничего не сломано. У вас типичный вывих.
Обопритесь на меня. Мерзавец, который приставал к вам, естественно, сбежал.
И в самом деле, спина мерзавца, видневшаяся метрах в пятидесяти, уже
сливалась с темнотой. Прыгая на одной ноге, опираясь на незнакомца, Мария
очутилась сначала на скамейке, над которой возвышалась статуя Свободы,
кормившей в ночной тьме двух близнецов, а потом, после некоторого колебания,
на заднем сиденье "вольво", помчавшего ее в больницу. Нога, хоть и без
туфли, болела отчаянно, но смятение Марии объяснялось другим: у нее было
такое ощущение, будто, приняв от этого человека помощь, она позволила себя
похитить.

* * *

Хотя Марии и казалось, что она уже где-то видела это лицо, она не
узнала его, как не узнали его ни регистратор, ни сестры в приемном покое.
Узнал дежурный врач - тощий, тщательно причесанный человек в белоснежном
халате; на руке у него поблескивал перстень с печаткой и платиновое
обручальное кольцо. Заметив значок в петлице, врач внимательно оглядел его
обладателя и, состроив возмущенную мину, резко бросил:
- Значит, господин Мануэль Альковар, мы теперь уже давим молоденьких
девушек?
И был явно разочарован, натолкнувшись на возражение Марии:
- Откровенно говоря, доктор, я сама виновата.
Но испуганный взгляд пострадавшей, выражение ее лица - на самом-то деле
Мария ругала себя за то, что у нее оказалась такая плохая зрительная память,
- дали ему возможность отыграться.
- Жаль! - проскрипел он. - А то пресса сделала бы сенатору хорошую