"Елена Бажина. В часу одиннадцатом " - читать интересную книгу автора

уже сказать, есть ли надежда, что из нее может получиться что-то хорошее.
"Приводи ее сюда, - сказал он Александру даже как-то весело, - мы ее
быстро... - он почему-то два раза по-детски хлопнул в ладоши, как будто
делал лепешки из песка, - обработаем..."
Эти слова огорчили Александра, кроме того его насторожило странное
отношение к ней - как будто к неодушевленному предмету или к рабочему
материалу. Но, глядя еще слишком восторженно на своих новых знакомых, не
придал этому значения. Казалось, никого не интересовали его чувства к ней.
Тогда же Александр узнал о возможном строительстве дома за городом -
особого дома для общины, где и будет устроена вся эта новая жизнь, где у
каждого будет свое послушание, и у Александра в том числе.
Поначалу такая идиллия с очень странными правилами вызвала усмешку, но
потом Александр подумал, что здесь что-то есть, что-то из древней монашеской
отшельнической практики, и этот поиск пути в сложное время, в конце
двадцатого века, после советского изнурительного отупляющего однообразия
выглядел оригинальным и смелым. "Нет пророка в своем отечестве", - вздохнул
Матвей, говоря о дочерях, от которых сейчас уже труднее было добиться
полного послушания, чем прежде.
Наверное, если бы разговор ограничился только этим, Александр бы так не
торопился приходить сюда в дальнейшем. Но Матвей произнес слова, наполненные
каким-то странным чувством, а может быть, сочувствием: "Я понимаю, тебе
трудно. Тебе надо пожить с настоящим, духовно опытным человеком. Тебе надо
окрепнуть внутренне. Я знаю, как это сделать. Нигде в другом месте ты этого
не найдешь". Он произнес это не то что без ложной скромности, но даже с
полнейшей безупречной искренностью, добавив: "Не волнуйся, будем решать твои
проблемы". А потом спросил: "Что ты умеешь делать?" Александр ответил, что
занимался античной архитектурой. Да нет, перебил его Матвей, это нам не
нужно, я имею в виду - реальное что-то и практическое. Александр пожал
плечами, сказав, что умеет водить машину. "Ну, вот и хорошо, - сказал
Матвей. - Это сгодится, и еще подучишься чему-нибудь".
Потом он предложил Александру отобедать. Он прочитал "Отче наш" перед
иконой Спасителя, а Софье велел прочесть "Богородице Дево, радуйся",
благословил стол, и сел во главе, так же как батюшка, хозяин, владелец всего
живого и неживого в доме, и разговаривал он, как заметил Александр, с такой
же интонацией, как батюшка. Они ели несоленый овощной суп, жареную треску,
картошку с подсолнечным маслом. Все это еще не исчезло с прилавков
магазинов.
Они говорили, что верующим сейчас можно вздохнуть свободнее: никто с
работы не выгонит. Александр ответил, что на кафедре все равно пока все
по-старому, только говорить стали открыто кто что думает. Матвей успокоил
его так же, как батюшка: нужна теперь тебе эта кафедра? Ведь сказано же:
предоставь мертвым погребать своих мертвецов.

* * *

А она тем временем шла путем смерти. Она отнеслась без вдохновения к
рассказам Александра о жизни православной общины Матвея Семеновича. Она
категорически отказалась идти к нему, сказав, что с нее достаточно и визита
к этому "монаху в деревне" - человеку весьма низкого интеллектуального
уровня, необразованному и дремучему. У нее за это время сложилось свое