"Елена Бажина. В часу одиннадцатом " - читать интересную книгу автора

пятнадцать минут до прихода Александра Матвей Семенович случайно обнаружил,
что Софья прятала брюки в пожарном шкафу в подъезде, там же, в подъезде,
переодевалась, и входила в квартиру вполне православной девушкой - в юбке
ниже колена, темной блузке и косынке. Выяснилось, что это продолжалось уже
больше года, и несколько ошарашенный Матвей Семенович никак не мог понять,
почему его методика строгого православного воспитания в духе домостроя вдруг
принесла такие непредсказуемые результаты. Около полугода назад ему уже
привелось обнаружить в ее шкафу джинсы, и тогда он незамедлительно отправил
их в мусоропровод. Сейчас все повторяется с упрямой неизбежностью.
Софья стояла, потупив голову, а Матвей Семенович, не стесняясь
присутствия Александра, еще совсем постороннего на тот момент человека,
говорил много и длинно, обращаясь по очереди то к Софье, то к своей жене
Галине, что за желанием носить брюки - эту сугубо мужскую одежду - стоит
извращение и блудная страсть. Это беззаконно и неприлично. Его дочери
поступают по законам греха. Впрочем, ему уже известно, что девочки тайком
ходят к соседям смотреть телевизор.
Александр тогда с интересом наблюдал эту сцену, воспринимая все
происходящее как указание для своих дальнейших действий: ведь он не знал на
тот момент, какие порядки должны быть дома у православных христиан. Особый
поток негодования был направлен в адрес Галины, которая, как неоднократно с
горечью повторил глава семьи, "все знала и все скрывала". Галина в темном
платке, завязанном узелком на затылке, слушала с покорным видом, глядя
куда-то перед собой тусклыми равнодушными глазами.
Обличение было суровым. Александр понял, что это тот самый метод
воспитания, о котором он уже слышал у батюшки, - "обличение - лекарство на
греховные раны". Софья мрачно, словно делая одолжение, попросила прощения,
выражая при этом недовольство, что тирада была высказана в присутствии
незнакомого молодого человека, и удалилась, а Матвей Семенович повел
Александра в свою комнату для беседы.
Он зажег лампаду, перекрестился, потом сел на лавку у стены, предложив
Александру стул напротив. Комната была похожа на келию: две лавки у стен,
книжная полка с ограниченным ассортиментом литературы духовного характера,
стол, иконы в святом углу.
Матвей Семенович, или как потом стал просто называть его Александр -
Матвей, говорил о том, что все, кто остается в его доме, имеют на себе
печать богоизбранности. Если Александр хочет присоединиться к ним, то
должен, отвергнув все, изменив образ жизни, подчиниться существующим
правилам. Он говорил настолько самозабвенно, что даже, казалось, перестал
слышать Александра, и когда Александр заговорил о ней, о том, что есть еще
она, Матвей как-то механически ответил, что в общине всем найдется место, в
дальнейшем будет жесткая иерархия, и с мужей "мы будем спрашивать за жен".
Кто будет спрашивать, он тогда не объяснил, и Александр не решился спросить.
Жены, конечно, ни за что отвечать не могут, они должны быть в подчинении,
продолжал новый знакомый, за них будут отвечать их мужья, как и полагается,
по Священному Писанию. Но если она, его жена, не хочет принять этих правил и
если вообще не хочет ходить в церковь - то есть на это простой ответ:
"исторгните развращенного из среды вашей" и "будет он тебе как язычник и
мытарь". В таком случае ей не будет места в нашем сообществе. "С преподобным
преподобен будеши, а со строптивым развратишися", - снова процитировал он
священный текст. Но для начала Матвей хотел бы посмотреть на нее, а потом