"Елена Бажина. В часу одиннадцатом " - читать интересную книгу автора

позаимствовало много из античного искусства. При строительстве христианских
храмов использовались элементы античной архитектуры". "Все идолы, - сказал
батюшка снисходительно, - были сброшены и разбиты, уничтожены, им нет места
в христианстве. Это бесовское, языческое искусство, это все плотское". И он
советовал прочесть книгу "Деяний" - как апостол Павел проповедовал в Риме.
"Не может быть, все не так просто, - начал было возражать Александр. - Вот,
например, Пантеон. Этот христианский храм прежде был языческим". Но тут на
него зашикали: спорить с батюшкой не полагалось. После ужина один из
приезжих, Виталий, сказал Александру: "Не бери в голову, я ведь тоже
аспирантуру бросил". "Да почему?" "А это все от лукавого. Да и батюшка так
благословил. Незачем, говорит, масонское образование получать, а после на
масонов работать".
Затем батюшка позвал его в келью, велел присесть на ковре на полу в
углу, сам расположился напротив, держа в правой руке четки. Тогда Александр
еще раз сказал, что сейчас, когда крестился, у него появились две проблемы,
которые надо как-то решить: это она, та, которая сейчас, много лет спустя,
едет с ним в одном вагоне электрички, которая никак не хочет последовать
ему, и мир античного искусства, который должен быть как-то применим в этой
новой жизни и вере, и знание английского он бы хотел усовершенствовать.
Батюшка невозмутимо ответил, что каждый молодой человек, если он не
женат, то и не должен стремиться к этому, а должен стремиться к монашеству
и, разумеется, к священству. "Все имеющие жен должны быть как неимеющие", -
пояснил он, напомнив, что "мы живем в последние времена". Александр
признался, что все время думает о ней, и даже сейчас, когда она рядом,
боится, что она вдруг потеряет интерес к нему.
Это дьявольское искушение, сказал батюшка. Если один глаз соблазняет
тебя, вырви его, ибо лучше тебе одноглазому войти в Царствие Божие, чем с
двумя глазами быть вверженным в геенну огненную. Это все от лукавого,
говорил он. Молись, и Бог откроет тебе, что ты должен делать. И снова
повторил, что образование Александра никому не нужно, оно вообще не нужно,
потому что нужно быть попроще. Его голос звучал завораживающе. И там, где
Александр обычно начинал спорить, где возражал своему собеседнику, отчаянно
подыскивая аргументы, теперь почему-то молчал и слушал, и проникался этими
простыми мыслями, недоумевая, как сам раньше не мог дойти до этого.
И вдруг, в какой-то момент, он перестал беспокоиться о том, что скажет
своему научному руководителю. Он как будто получил освобождение от хлопот и
тревог этого суетного мира, а также от условностей, внушенных диктатом
совести. Он даже подумал о том, что неправильно выбрал свою профессию, что
напрасно потратил годы учебы, и учить надо было - не английский, сказал
батюшка, а церковнославянский язык и закон Божий.
"..А как же кандидатская?" - робко спросил наконец Александр, желая
все-таки получить разрешение этой дилеммы. "А никак, - ответил спокойно
батюшка. - Это все пустое. Ничего не надо".
Если бы ему сказали это хотя бы две недели назад, он бы возмутился
бессовестностью такого предложения, и дал бы ответ, достойный честного
научного работника. Как можно обмануть ожидания твоего руководителя, который
потратил на тебя столько времени, с которым вы вместе обсуждали тему,
который давал тебе советы, проводил тебя через бюрократические препоны,
рискуя испортить отношения с кем-либо из начальства, потому что у тебя, как
у многих начинающих научных работников, есть соперники из "сынков" и