"П.П.Бажов. Собрание сочинений в трех томах. Том первый" - читать интересную книгу автора

ладится?
Настасья на эти покоры только вздыхает:
- Ой, бабоньки, и сама не ведаю. И так-то у меня девка мудреная была, а
колдунья эта проходящая вконец ее извела. Станешь ей говорить, а она
уставится на свою колдовскую пуговку и молчит. Так бы и выбросила эту
проклятую пуговку, да по делу она ей на пользу. Как шелка переменить или
что, так в пуговку и глядит. Казала и мне, да у меня, видно, глаза тупы
стали, не вижу. Налупила бы девку, да, вишь, она у нас старательница.
Почитай, ее работой только и живем. Думаю-думаю так-то да и зареву. Ну,
тогда она скажет: "Мамонька, ведь знаю я, что тут моей судьбы нет. То
никого и не привечаю и на игрища не хожу. Что зря людей в тоску вгонять? А
что под окошком сижу, так работа моя того требует. За что на меня
приходишь? Что я худого сделала?" Вот и ответь ей!
Ну, жить все ж таки ладно стали. Танюшкино рукоделье на моду пошло. Не
то что в заводе аль в нашем городе, по другим местам про него узнали, заказы
посылают и деньги платят немалые. Доброму мужику впору столько-то заробить.
Только тут беда их и пристигла - пожар случился. А ночью дело было.
Пригон, завозня, лошадь, корова, снасть всяка - все сгорело. С тем только и
остались, в чем выскочили. Шкатулку, однако, Настасья выхватила, успела-
таки. На другой день и говорит.
- Видно, край пришел - придется продать шкатулку.
Сыновья в один голос:
- Продавай, мамонька. Не продешеви только..
Танюшка украдкой на пуговку поглядела, а там зеленоглазая маячит -
пущай продают. Горько стало Танюшке, а что поделаешь? Все равно уйдет отцова
памятка этой зеленоглазой. Вздохнула и говорит.
- Продавать - так продавать, - И даже не стала на прощанье те камни
глядеть.
И то сказать - у суседей приютились, где тут раскладываться.
Придумали так - продать-то, а купцы уж тут как тут. Кто, может, сам и
поджог-от подстроил, чтобы шкатулкой завладеть. Тоже ведь народишко-то -
ноготок, доцарапается! Видят, - робята подросли - больше дают. Пятьсот там,
семьсот, один до тысячи дошел. По заводу деньги немалые, можно на их
обзавестись. Ну, Настасья запросила все ж таки две тысячи. Ходят, значит, к
ней, рядятся. Накидывают помаленьку, а сами друг от друга таятся,
сговориться меж собой не могут. Вишь, кусок-от такой - ни одному отступиться
неохота. Пока они так-то ходили, в Полевую и приехал новый приказчик.
Когда ведь они - приказчики-то - подолгу сидят, а в те годы им какой-то
перевод случился. Душного козла, который при Степане был, старый барин на
Крылатовско за вонь отставил. Потом был Жареной Зад. Рабочие его на болванку
посадили. Тут заступил Северьян Убойца. Этого опять Хозяйка Медной горы в
пусту породу перекинула. Там еще двое ли, трое каких-то были, а потом и
приехал этот.
Он, сказывают, из чужестранных земель был, на всяких языках будто
говорил, а по-русски похуже. Чисто-то выговаривал одно - пороть. Свысока
так, с растяжкой - па-роть. О какой недостаче ему заговорят, одно кричат:
пароть! Его Паротей и прозвали.
На деле этот Паротя не шибко худой был. Он хоть кричал, а вовсе народ
на пожарну не гонял. Тамошним охлестышам вовсе и дела не стало. Вздохнул
маленько народ при этом Пароте.