"П.П.Бажов. Собрание сочинений в трех томах. Том Второй." - читать интересную книгу автора

фигурное литье. Отливка, дескать, лучше нельзя, а модели выбраны -
никуда. К тому подведено, что выбор доверен не тому, кому надо.
- Либо, - говорит, - в Каслях на этом деле сидит какой чудак с
чугунными мозгами, либо оно доверено старой барыне немецких кровей.
Кто-то, видно, прямо метил в немецкую Каролинку. Может,
заводские художники дотолкали.
Меллер-Закомельский сильно старался узнать, кто написал, да не
добился. А Каролинку после того случаю пришлось все-таки отстранить от
заводского дела. Другие владельцы настояли. Так она, эта Каролинка, с
той поры прямо тряслась от злости, как случится где увидеть торокинскую
работу.
Да еще что? Стала эта чугунная бабушка мерещиться Каролинке.
Как останется в комнате одна, так в дверях и появится эта
фигурка и сразу начнет расти. Жаром от нее несет, как от неостывшего
литья, а она еще упреждает:
- Ну-ко, ты, перекисло тесто, поберегись, кабы не изжарить.
Каролинка в угол забьется, визг на весь дом подымет, а прибегут
- никого нет.
От этого перепугу будто и убралась к чертовой бабушке немецкая
тетушка. Памятник-то ей в нашем заводе отливали. Немецкой, понятно,
выдумки: крылья большие, а легкости нет. Старый Кузьмич перед
бронзировкой поглядел на памятник, поразбирал мудреную надпись, да и
говорит:
- Ангел яичко снес, да и думает: то ли садиться, то ли
подождать?
После революции в ту же чортову дыру замели каролинкину родню -
всех Меллеров-Закомельских, которые убежать не успели.
Полсотни годов прошло, как ушел из жизни с большой обидой
неграмотный художник Василий Федорыч Торокин, а работа его и теперь
живет.
В разных странах на письменных столах и музейных полках сидит
себе чугунная бабушка, сухонькими пальцами нитку подкручивает, а сама
маленько на улыбе- вот-вот ласковое слово скажет:
- Погляди-ко, погляди, дружок, на бабку Анисью. Давно жила.
Косточки мои, поди, в пыль рассыпались, а нитка моя, может, и посейчас
внукам-правнукам служит. Глядишь, кто и помянет добрым словом. Честно,
дескать, жизнь прожила, и по старости сложа руки не сидела. Али взять
хоть Васю Торокина. С пеленок его знала, потому в родстве мы да и по
суседству. Мальчонком стал в литейную бегать. Добрый мастер вышел. С
дорогим глазом, с золотой рукой. Изобидели его немцы, хотели его
мастерство испоганить, а что вышло? Как живая, поди-ко, сижу, с тобой
разговариваю, памятку о мастере даю - о Василье Федорыче Торокине.
Так-то, милачок! Работа - она штука долговекая. Человек умрет,
а дело его останется. Вот ты и смекай, как жить-то.


ХРУСТАЛЬНЫЙ ЛАК

Наши старики по Тагилу да по Невьянску тайность одну знали. Не
то чтоб сильно по важному делу, а так, для домашности да для веселья