"Сэмюэл Беккет. Мэлон умирает" - читать интересную книгу автора

потом внезапно взрывается и погребает под собой все.
Я так и не сумел выяснить, почему Сапо не исключили из школы. Придется
оставить этот вопрос открытым. Попробую не радоваться. Я потороплюсь отойти
на безопасное расстояние от Сапо и этой непостижимой поблажки, заставлю Сапо
жить так, словно он сполна получил по заслугам. А к маленькому облачку мы
повернемся спиной, но не выпустим его из поля зрения. Оно закроет небо
только с нашего ведома, и мы не поднимем вдруг глаза, оставшись без крова,
оставшись без помощи, к небу чернее чернил. Так я решил. Другого выхода не
вижу. Это лучший из тех, что я способен найти.
В четырнадцать лет он был пухлым розовощеким мальчуганом. У него были
широкие лодыжки и запястья, что позволило его матери сказать однажды: Он
будет выше своего отца. Странное умозаключение. Но самым поразительным в его
внешности была большая круглая голова с ужасными светло-рыжими волосами,
жесткими и торчащими во все стороны, словно щетина на швабре. Школьные
учителя в один голос соглашались, что у него поразительная голова, и тем
более приходили в отчаяние, что им не удается в нее ничего заложить. Его
отец часто говорил, пребывая в хорошем настроении: Когда-нибудь он поразит
нас всех. На это смелое суждение наводил его череп Сапо, и, вопреки фактам и
собственному разумению, он повторял его неоднократно. Но выдержать взгляд
Сапо он был не в состоянии и всячески старался избегать его. У него твои
глаза, говаривала жена. После таких замечании господин Сапоскат раздраженно
искал уединения и внимательно изучал свои глаза в зеркале. Глаза его были
водянисто-голубые. Чуть-чуть светлее, говорила госпожа Сапоскат.
Сапо любил природу, интересовался.
Это ужасно.
Сапо любил природу, интересовался животными и растениями и охотно
поднимал глаза к небу, днем и ночью. Но он не умел смотреть на все это,
взгляды, которые он обращал на окружающее, ничему его не научили. Он не
различал птиц, путал деревья, не мог отличить одно растение от другого. Он
не связывал крокусы с весной, а хризантемы - с Михайловым днем. Солнце,
луна, планеты и звезды не наполняли его восторгом. Порой ему хотелось бы
разбираться в этих странных предметах, иногда красивых, которые должны были
всю жизнь окружать его. Но он черпал радость в своем невежестве, как и во
всем, что вызывало приговор: Ты - простофиля. Однако хищных птиц он любил и
мог по полету отличить от всех других. Он застывал, восхищенный, впиваясь
взглядом в осоедов, в трепетное парение, в крылья, высоко поднятые перед
тем, как ринуться вниз, обрушиться и вновь взметнуться, он трепетал при виде
такого желания, гордости, терпения и одиночества.
Я все же не сдамся. Только что я покончил с супом и откатил тумбочку
назад, на ее место у двери. В одном из окон дома напротив зажегся свет.
Когда я говорю "окна", я имею в виду те два окна, которые вижу постоянно, не
отрывая головы от подушки. Когда я говорю "два окна", я не имею в виду два
окна целиком - одно целиком, а другое только отчасти. Именно в этом
последнем и зажегся свет. На мгновение я увидел женщину, которая ходила по
комнате. Потом она задернула штору. Я не увижу ее до завтрашнего дня, только
тень ее, возможно, изредка. Она не всегда задергивает штору. Мужчина домой
еще не вернулся. Домой. Я приказал своим ногам, и даже ступням, выполнить
некоторые движения. Я изучил их хорошо и потому почувствовал усилие, которое
они сделали, чтобы подчиниться. Мы прожили вместе этот краткий промежуток
времени, исполненный всевозможных драматических событий, от приказа до