"Александр Бек. Новое назначение" - читать интересную книгу автора

[стихи И.Лиснянской]

Елена Антоновна не выдерживает:
- Почему голой? Какой голод? Что за ерунда?
Движением руки Александр Леонтьевич останавливает жену. И продолжает во
всеуслышание:

На все иду.
На все согласна.
Я все отмерю полной мерой.
Но только ты верни мне ясность
И трижды отнятую веру
Я так немного запросила
За жизнь свою -
Лишь откровенность.
А ты молчишь, - глаза скосила,
Всевидящая современность.

- Хватит! - прерывает Елена Антоновна и поворачивается к Андрею: -
Какая же это у тебя в четырнадцать лет отнятая вера? Может, объяснишь?
Отец говорит:
- Не он же сочинял.
- Пусть и не списывает такую глупость!
Водворяется молчание. Александр Леонтьевич безмолвно перечитывает:

За жизнь свою -
Лишь откровенность.

Нет, он не может, не умеет быть откровенным. Разучился этому
давным-давно. Возможно, сейчас следовало бы мягко, задушевно сказать сыну:
"Твои отец был и остается солдатом своей партии. А солдат думает о бое, а
не о всем ходе войны. О войне думают другие...".
Он оставляет невыговоренным такое признание. И, подойдя к сыну,
погладив его мягкие русые волосы - эта ласка тоже нелегко дается
Александру Леонтьевичу, - говорят иное:
- Не смотри вот. - Уткнувшись взглядом вниз, отец приставляет с обеих
сторон к глазам ладони наподобие шор. - Надо смотреть вот как...
Отцовская большая голова теперь приподнята, рука козырьком приложены ко
лбу, зеленоватые глаза будто озирают горизонт. Нередко и на заводах, и в
разговорах с цеховыми инженерами, с директорами Онисимов вот так же
показывал, каким должен быть взор каждого работника.
Дав мальчику этот завет, Александр Леонтьевич сует в карман вышитого
золотом мундира коробку "Друга" и, захватив с собой том Ленина, уходит в
кабинет.
В простенке висит скромно окантованный снимок Сталина и Орджоникидзе
Онисимов на минуту останавливается перед этой фотографией.
В уме неожиданно всплывает:

Ты обо мне не думай плохо,
Моя жестокая эпоха.