"Фрэнсис Бэкон. Великое восстановление наук. Разделение наук" - читать интересную книгу автора

связь между божественным и человеческим. Однако и она имеет свои недостатки
благодаря тому легкомыслию и несерьезности, с которыми люди относятся к
аллегориям. Она является, так сказать, "палкой о двух концах" и может быть
использована в прямо противоположных целях. Она может затемнять смысл, но
может и раскрывать его. В первом случае она -- хитроумное орудие обмана, во
втором -- определенное средство обучения. И это средство обучения, которое
помогает раскрыть смысл явлений, в древности использовалось особенно широко.
Поскольку открытия и выводы человеческого разума (даже те, которые в наше
время общеизвестны и очевидны) были в то время новыми и непривычными, то
люди с трудом воспринимали тонкость этих рассуждений и приходилось прибегать
к образным сравнениям и примерам, более доступным для понимания, чем
абстрактные умозаключения. Поэтому мы встречаем у древних на каждом шагу
множество всякого рода мифов, притч, загадок и сравнений. Отсюда числа
Пифагора, загадки Сфинкса, басни Эзопа и т. п. Да и почти все афоризмы
древних мудрецов раскрывают их мысли, пользуясь сравнениями, И у римлян,
народа в те времена еще совершенно необразованного, Менений Агриппа " с
помощью притчи добился прекращения восстания плебеев. Наконец, подобно тому
как иероглифическое письмо древнее буквенного, так и притчи появляются
раньше отвлеченных логических доказательств. Даже в наше время притча
обладает, как и раньше, исключительной силой воздействия, ибо ни одно
логическое доказательство не может быть столь наглядным и очевидным, ни один
пример не может быть более удачным.
Вторая функция параболической поэзии, по существу противоположная
первой, состоит в том, чтобы (как мы уже сказали) скрывать истинный смысл
особенно тех вещей, достоинство которых требует, чтобы они были скрыты от
взоров непосвященных каким-то покровом; и именно поэтому таинства религии,
секреты политики, глубины философии облекаются в одежды басен и аллегорий.
Сомневаются, заключают ли в себе древние поэтические мифы некий тайный
смысл? Во всяком случае сам я могу заявить, что склонен видеть в очень
многих мифах древних поэтов глубокий скрытый смысл. И нас не заставит
презрительно относиться к ним то, что эти мифы считаются теперь интересными
лишь для маленьких детей да школяров грамматического класса и им не придают
серьезного значения. Наоборот, отлично известно, что сочинения, содержащие
эти мифы, являются, если не говорить о Священном писании, древнейшими из
всех, которые создало человечество, а сами мифы еще намного древнее и этих
произведений (ибо известно, что они не были созданы самими этими писателями,
а восприняты ими из древней традиции) и поэтому мифы эти похожи на какое-то
нежное дуновение, проникшее в греческие свирели из песен более древних
народов. И так как все попытки истолкования этих мифов, предпринимавшиеся до
сих пор, принадлежат людям некомпетентным, весьма поверхностно образованным
и не могут никоим образом удовлетворить нас, то следует думать, что
философская интерпретация древних мифов и притч как наука еще должна быть
создана. Мы приведем здесь один или два примера такого толкования. Может
быть, это и не так уж и важно само по себе, но хотелось бы сохранить
принятый нами принцип изложения, состоящий в том, чтобы, если что-то
представляется неясным относительно тех научных трудов, которые мы считаем
необходимым создать, всегда давать советы и приводить примеры того, как
следует выполнить это. А иначе, пожалуй, кто-нибудь подумает, что у нас нет
ничего, кроме самого поверхностного представления о предмете, и что мы,
подобно авгурам ^, умеем только в уме своем оценивать пределы, но не знаем