"Фрэнсис Бэкон. Великое восстановление наук. Разделение наук" - читать интересную книгу автора

первом виде извращения наук.
Следующий вид извращения (intemperies) касается уже самого существа
науки. Мы поставили его на второе место и назвали сутяжной утонченностью т.
е. излишними ухищрениями в споре. Это извращение несколько серьезнее того, о
котором мы только что говорили. Ведь насколько факты важнее словесной
отделки, настолько, с другой стороны, опаснее несерьезность в делах, чем в
словах. И в этом отношении знаменитое осуждение науки апостолом Павлом в
равной мере может быть отнесено не только к его времени, но и к последующим
временам и касается, как мне кажется, не только теологии, но и вообще всей
науки: "Избегай невежественной новизны в словах и споров
псевдонауки"[50]. В этих словах он называет два признака дурной и
ложной науки. Первый -- это новизна и необычность терминов, второй --
догматизм, который неизбежно порождает возражения, а затем приводит к
препирательствам и спорам. Действительно, подобно тому как большинство тел в
природе сначала остаются целыми, а затем обычно разлагаются и пожираются
червями, здравое и серьезное познание природы довольно часто загнивает и
разлагается, превращаясь в скрупулезные, пустые, нездоровые и (если можно
так выразиться) червеподобные (vermiculatae) исследования, которые обладают,
правда, каким-то движением и признаками жизни, но по существу гнилы и
совершенно бесполезны. Этот род научных занятий, лишенный здравого смысла и
саморазлагающийся, получил особенное распространение у многих схоластов,
располагающих большим количеством свободного времени, наделенных острым
умом, но очень мало читавших (ибо их образование было ограничено сочинениями
небольшого числа авторов, главным образом Аристотеля, их повелителя, а сами
они всю жизнь проводили в монастырских кельях). Почти ничего не зная в
области естественной и гражданской истории, они из небольшого количества
материи, но с помощью величайшей активности духа, служившего им своего рода
ткацким челноком, соткали свою знаменитую, потребовавшую колоссального труда
ткань, которую мы находим в их книгах. Ведь человеческий ум, если он
направлен на изучение материи (путем созерцания природы вещей и творений
Бога), действует применительно к этой материи и ею определяется; если же он
направлен на самого себя (подобно пауку, плетущему паутину), то он остается
неопределенным и хотя и создает какую-то ткань науки, удивительную по
тонкости нити и громадности затраченного труда, но ткань эта абсолютно
ненужная и бесполезная.
Эта бесполезная утонченность или пытливость бывает двоякого рода -- она
может относиться либо к самому предмету (таким и являются пустое умозрение
или пустые споры, примеров которых можно немало найти и в теологии, и в
философии), либо к способу и методу исследования. Метод же схоластов
приблизительно таков: сначала по поводу любого положения они выдвигали
возражения, а затем отыскивали результаты этих возражений, эти же результаты
по большей части представляли собой только расчленение предмета, тогда как
древо науки, подобно связке прутьев у известного старика, не составляется из
отдельных прутьев, а представляет собой их тесную взаимосвязь. Ведь
стройность здания науки, когда отдельные ее части взаимно поддерживают Друг
друга, является и должна являться истинным и эффективным методом
опровержения всех частных возражений. Напротив, если вырывать отдельные
аксиомы, подобно прутьям из связки, легко можно будет лишать их значения и
произвольно изменять или ломать их. И если о Сенеке говорили, что он
"словесными тонкостями разрушает значение фактов"[51], то это же