"Фрэнсис Бэкон. Великое восстановление наук. Разделение наук" - читать интересную книгу автора

хотя и весьма высокомерно, но в высшей степени удачно: "Я хотя и не умею
играть на лире, но достаточно хорошо знаю, как маленький город превратить в
великое государство"[4][1]. И вне всякого сомнения,
существует много людей, прекрасно владеющих наукой политики, которые, однако
же, в повседневной жизни и в частных взаимоотношениях более неопытны, чем
кто-либо другой. Вообще всем тем, кто порицает ученых с этой точки зрения,
следует напомнить о той похвале, которой удостаивает Платон своего учителя
Сократа, по его словам весьма напоминающего баночки торговцев лекарствами,
на которых снаружи нарисованы обезьяны, совы, сатиры, внутри же содержатся
драгоценные жидкости и великолепные лекарства, иными словами, он заявляет,
что в нем, в его внешности есть некоторые несерьезные и даже уродливые
черты, которые и бросаются прежде всего в глаза толпе и служат предметом
сплетен, но глубины его духа заключают в себе величайшие способности и
добродетели[42]. Итак, о нравах ученых сказано вполне достаточно.
Между тем хочется напомнить о том, что мы вовсе не стремимся брать под
защиту некоторые недостойные и грязные обычаи ученых, которыми они позорят и
бесчестят и самих себя, и науку: я имею в виду обычаи, которые были присущи
римским философам позднего периода, жившим в семьях богатых римлян,
питавшимся с их стола и с полным основанием называемым бородатыми
паразитами. Такого рода философа великолепно изобразил Лукиан: знатная
матрона пожелала, чтобы этот философ возил в коляске ее мальтийского щенка,
и, так как он делал это очень старательно, но не очень достойно
(indecenter), мальчик со смехом сказал: "Боюсь как бы наш философ из стоика
не превратился в киника"[43]. Но прежде всего ничто не наносит
такого вреда достоинству науки, как грубая и отвратительная лесть, на службу
которой весьма многие, и не только люди невежественные и неученые, поставили
свои перья и таланты, превращая, как говорит Дю Бартас[44], "Гекубу
в Елену, Фаустину в Лукрецию". Мне также не очень нравится принятый теперь
обычай посвящать книги какому-нибудь покровителю, ибо книги, особенно те из
них, которые достойны этого имени, должны считать себя в услужении лишь у
истины и разума. Значительно лучше поступали древние, которые обычно
посвящали свои сочинения только друзьям и сверстникам или даже ставили на
них имена этих друзей; ну а если иной раз и посвящали свой труд царям и
знатным людям, то это делалось только тогда, когда содержание книги было
близко этому лицу. Впрочем, этот обычай и подобные ему заслуживают скорее
порицания, чем защиты.
Я не хочу здесь ставить в вину ученым, что они иной раз обращаются к
людям могущественным и знатным. Ведь Диоген, отвечая на насмешливый вопрос
какого-то человека: "Почему философы идут за богатыми, а не богатые за
философами?", правильно и не без язвительности сказал: "Это происходит
потому, что философы хорошо знают, в чем они нуждаются, богатые же этого не
знают"[45]. Близок к этому известный рассказ об Аристиппе. Дионисий
не пожелал выслушать его, когда тот обратился к нему с какой-то просьбой,
тогда Аристипп распростерся у его ног, как это делают перед богами в храмах.
Дионисий, на этот раз выслушав его, удовлетворил его просьбу. Позднее некий
защитник достоинства философии стал порицать Аристиппа за то, что он,
бросившись в ноги тирану ради столь малого дела, оскорбил тем самым
философию. Аристипп возразил ему, что "это не его вина, а Дионисия, ибо у
того уши расположены на ногах"[46]. Не следует считать малодушным и
того мудреца, который в каком-то споре с цезарем Адрианом дал себя победить,