"Александр Белаш. Узкая колея, ведущая вдаль " - читать интересную книгу автора

открывается внезапно, и предугадать, что ты увидишь в следующую минуту -
невозможно. Путь - как череда непредсказуемых загадок и красот, нанизанных
на нити рельсов.
Часто поезд идет между лесными стенами, шурша о них боками; временами
лес немного разрежается, и видно, что он стоит на сплошном ковре пышных
мхов, иногда даже на взгляд ощутимо влажных, водянистых, а порой иссохших и
сверху слегка порыжевших - наверное, так выглядит седина у леших. Или вдруг
взгляду открывается жутковатая тайна - и справа, и слева к колее почти
впритык подходит черная стоячая вода, из которой вырастают мачтовые стволы
сосен. А вот - словно кто-то огромный тихо и тяжко дохнул на лес, и сосны
полегли беспорядочным завалом, вывернув из болотной земли свои лапчатые
корни. Не буря - участки упавшего леса невелики, и соседние дерева стоят как
ни в чем не бывало.
Это походит на падение деревьев при подземном торфяном пожаре, когда
корням не за что держаться в прогоревшей почве, превратившейся в бесплотный
пепел - я видел, как на великом мещерском пожаре 1972 года сосны рушились
пачками, вздымая тучи гари и вихри искр, и в грунте открывались ямины,
пылающие жаром, а в нескольких десятках метров армейский бульдозер взламывал
плугом землю, прокладывая противопожарный ров.
Так и здесь - хлябь плохо держит корни сосен, и они валятся.
Слева сухо и горько просвечивает блеклый, голый желто-серый лес,
погубленный низовым, стелящимся над землей пожаром. Стволы опалены, обуглены
понизу, облетевшие ветви остры и тонки; часть пожарища вырублена. Порою и в
живом лесу белеют образы древесной смерти - с умерших осин спадает кора, и
они светят гладким и тусклым белым серебром.
Вот болота, покрытые волнистой шерстью длинных острых трав; местами
проблескивают водяные окна, а то горбится кочкарник и торчат сгнившие на
корню мертвые деревца. Вон с зеркальной воды поднялись и полетели к лесу
утки. Картины сменяются, а глазам все мало зрелищ - и снова смыкается лес,
чтобы дать отдых и подготовить к следующей панораме. Лишь два рельса, с
неярким блеском прямо уходящие в бесконечный лесной коридор - больше ничего
людского вокруг, разве что километровые столбы, но и те облезли,
потрескались, обросли лишайниками. Шпалы утопают во мхах, иногда их вовсе не
видно, но затем песчаная насыпь проявляется, выступает из травы узким и
невысоким уплощенным веретьем посреди торфянистых вод.
Кое-что о шпалах. Многие из них носят следы беспощадного времени, но
частенько встречаются новенькие, со свежей бурой пропиткой - и небольшие
штабели по семь-восемь шпал иногда попадаются у насыпи. Редкие мостики через
канавы все обновлены. За дорогой следят; признаки заботливого к ней
отношения заметны на всем маршруте.
Согласно карте 1956 г., дорога проходит близ деревни Спирино, через
Артемово и станцию Курша. Похоже, как раз Спирино мы и заметили в отдалении
слева на начальном, более открытом участке трассы - разрозненные строения и
сады. Артемово - очень небольшая, но вполне жилого вида деревушка, где сошло
человек пять. Курша предстала несколькими домами (два заброшены и
растворяются в лесу), погруженными в тишину вечного сна; нас никто не
встречал. Видны остатки стрелок, но разъездного пути уже нет; какие-то
полуразрушенные дощатые станционные сооружения утонули в бурьяне. На
рассохшемся, в трещинах, столбе - наполовину выцветшая, сильно облупившаяся
табличка: "Вход в заповедник только по пропускам!" Какой заповедник? кому