"Людмила и Александр Белаш. Перепись 1769 года" - читать интересную книгу автора

прихожей. - А я родился:
- Знаю, знаю - под столом в канцелярии наместника. Мне, брат, больше
повезло - мой родитель был капралом в третьем эскадроне кирасир, Маэнского
полка.
- Не поймёшь, - с отчаянным вздохом отмахнулся секретарь. - Лучше б я
ногу сломал, чем ехать на перепись!..
- Эк тебя растрясло дорогой, - почти с сочувствием заметил Дирк, - аж
ум сдвинулся. Вот выделят нам комнатёнку, и не будь я Дирк Годерман, если
не стребую с них полный паёк с добавкой и винную порцию до краёв. Ишь,
выдумал - в карете спать! А с кем я толковать буду? Не-ет, милок, ночуем
вместе, а не то за шиворот поволоку. Выпьем, покурим, в картишки
перекинемся. Лучшая койка - моя, я чином выше.
Горластый вахмистр в предвкушении дармовой попойки и удобного ночлега
так раздухарился, что не замечал тоскливого ужаса в глазах секретаря.
* * *
Лионель переменил рубашку, обсушил волосы у жаровни, вместо форменных
панталон надел чёрные атласные кюлоты с модными серебряными застёжками
ниже колен, белые шёлковые чулки и башмаки со стразовыми пряжками. Денщик
причесал, завил щипцами à la grecque и напудрил его волосы, и в
довершение туалета лейтенант щедро надушился кёльнской водой. Белый
батистовый галстук спадал на грудь пышными складками. Малиновый глазетовый
кафтан и розовый шёлковый камзол, вышитый спереди золотом; в карманах часы
работы Пьера Леруа на красиво выпущенной двойной цепочке с подвешенными
печатями и табакерка на случай, если красотка нюхает табак; палаш
пристёгнут модно - приподнимает талию и торчит концом кверху; всё истинно
à la française, по-французски.
Гартенхаль, Гартенхаль - разложив на столе карту, он потягивал дым из
трубки и водил пальцем вокруг отметки со словом "Фелицберг". Странное
дело, но искомого названия на карте не значилось. Мысленно Лионель выругал
нерадивых топографов, плутавших здесь шестнадцать лет назад для
картографической съёмки округа. Трусы и лежебоки. Каких-нибудь семь миль
проехать поленились, и вот результат - из географии выпала усадьба с
деревнями. Словно и нет её на свете! Об этом следует подать рапорт по
начальству.
Лакеи в Гартенхале оказались именно такими, как их отрекомендовал Дирк
- замкнутые, почти бессловесные, однако расторопные. Лионель недовольно
морщил нос - похоже, каждый из здешних, входящих в его комнату, являлся
прямиком из псарни.
Собачий дух ему не претил, но в спальне, будуаре и гостиной этот запах
решительно не терпим.
- Ваше сиятельство, зовут, - кратко молвил лакей. - Вас. Ужинать.
Вытянутое лицо лакея было унылым, если не отталкивающим - мокрые губы,
из ноздрей торчат жёсткие волоски.
Столовая в Гартенхале была отделана и меблирована со вкусом - узорчатые
шторы с бахромой, стены закрыты кожаными панно с золотым тиснением,
потолок затянут тканью с рисунком, расходящейся радиусами складок от
плафона, где художник весьма живописно изобразил сцену охоты - по кругу
мчались гончие, преследуя оленя, а охотник в зелёном платье трубил в рог.
Стол был накрыт сервизом саксонского фарфора, и огни множества свеч в
канделябрах рассыпались радужными искрами в хрустале бокалов и графинов.