"Людмила и Александр Белаш. Перепись 1769 года" - читать интересную книгу автора

его, ату!" Ужас мчался по пятам; мэтр Лерон кричал и задыхался.
Плохо спалось в этих стенах.
Не лучше проводили ночь и Дирк с Рено. Чтобы не быть застигнутым
шерстнатыми врасплох, Дирк порешил совсем не спать, а для трезвости духа
принялся курить без перестачи, от чего в комнате стало не продохнуть -
какой тут сон! Рено, которому трубка пришлась не по вкусу, вахмистр
предложил жевать табак.
При стуках и шагах за дверью Дирк начинал громко молиться, держа в руке
палаш.
Он-то, Дирк, ясно различал, кто там расхаживает. Порой он принимался
выспрашивать Рено:
- Как думаешь, братец, не рехнулся ли я?
- Нет, что ты, Дирк! - горячо разубеждал его Рено, с сомнением глядя то
на плотно запертую дверь, то на дрожащий в руке вахмистра палаш и
пистолеты на столе. Может, Гартенхаль и призрачен, а вот палаш -
настоящий, и одному Богу ведомо, что в следующую минуту покажется и
вздумается Дирку. - Ты в своём уме; это верно, как десять заповедей.
- Да? Вот и славно, вот и хорошо, - крестился утешенный Дирк, переложив
палаш в левую руку. - А то такие хари мне являются, что упаси Господь!
Лишь бы из стен, из углов не полезли - тогда всё, в лазарет, и водой
отливать. Ты не спи, братец, говори со мной! До утра бы дожить, а там
петух - кукареку! - и они сгинут.
Так, иногда кукарекая, а чаще распевая полковые песни с притопом для
устрашения шерстнатых, дотерпел Дирк до утра, обозначившегося в окне серым
рассветом. Дрова в очаге прогорели до белого пепла, огонь лампы выпил всё
масло, а Рено спал тяжёлым сном изнеможения, уронив голову на стол и
постанывая. Никогда ещё Дирк не встречал зарю с такой радостью, как после
ночлега в Гартенхале.
Радость его заметно поубавилась, когда в комнату заглянул здоровенный
полупёс, а может полукот на задних лапах и почтительно спросил с тайной
издёвкой:
- Как изволили спать-ночевать, сьер вахмистр? Не угодно ли чего-с?
* * *
Подобно Дирку, прибегнул к табаку и Лионель - вернувшись, он тычком
разбудил дремлющего денщика, велел раздеть себя и набить трубочку.
Лейтенант вовсе не был раздражён или зол - денщика он едва замечал, а
когда тот услужливо засуетился, граф совсем перестал обращать на слугу
внимание. Отрешённый и вместе с тем угрюмый взгляд его сиятельства словно
провожал нечто, уходящее вдаль по дороге, что теряется в тумане.
Будущее в зеркалах. Машина, отрубающая головы. Железные птицы. Груды
тел. Мираж, обман: Таинственные аравийские благовония и мазь заставили
видеть то, чего нет.
Но Беатрикс! эта разительная перемена её облика: Она стала больше, чем
красивей - она подавляла величием, она была бесподобна; хотелось
рассыпаться прахом у её ног, и в то же время - заключить её в объятия,
пить мёд её прекрасных уст, погрузиться в золотой шёлк её благоуханных
волос. К чему будущее, если есть столь упоительное настоящее?! Обладать ею:
И опять мысль, натолкнувшись на незримую преграду, возвращалась к
зеркалам.
Австриец, корсиканец, какой-то Вашингтон из Нового Света - это