"Сергей Беляков. Ликвидатор (Части 1,2) (О Чернобыле)" - читать интересную книгу автора

Со мной в купе ехали еще двое "партизан". Четвертый из нашей команды к
отправлению не явился; ушлая часть населения старалась "косить" на все, что
угодно, лишь бы отмыкаться от поездки в Чернобыль.
Попутчики оказались водителями. Они методично надирались водкой,
заглушая тревогу перед неопределенностью. Я курил одну сигарету за другой,
отгоняя невеселые мысли об оставленных личных проблемах и стараясь
представить себе, как выглядит А. И. Ходырев, насколько ловко он управляется
с обработкой данных на РАСТ. После того, как плексигласовая карта местности,
вертикально укрепленная в столе прицепа РАСТа, неожиданно расцвела
мультяшными ядерными взрывами, я понял, что засыпаю. Остаток ночи старлей
Ходырев долго и непонятно объяснял мне методику расчета доз облучения
личного состава при прохождении моторизованной колонны через эпицентр
ядерного взрыва, перемежая свои разъяснения цитированием прилипчивого стиха:
"Сварщик зварюд метал. Втома нападад..."

...Я просыпаюсь от толчка в плечо:
- Белая Церковь... Стоянка - десять минут, подъем...
Поезд пришел рано, едва рассвело. Мы выясняем, как можно добраться до
"перевалки", воинской части где-то на окраине Белой Церкви, где нам
предстоит переодеться и сдать на хранение гражданку. Оказалось, что автобус
туда ходит раз в три часа, начиная с 11 утра.
Нас радушно накормили яичницей с колбасой в вокзальном ресторане,
узнав, что мы едем "на войну" - так многие местные жители прилегающих к
Чернобылю районов называли катастрофу... Мои попутчики призывно грюкают
бутылкой о стакан, но по такой рани пить мне не хочется, и я ограничиваюсь
холодным чаем.
Время тянулось планерной резиной. Курить надоело, тыняться из угла в
угол надоело, а более всего надоела неопределенность. Автобус подъехал всего
лишь на пол-часа позже обещанных 11-ти. Когда наконец мы десантировались из
автобуса у КПП "перевалки", яичница из утреннего ресторана упрямо набивалась
в компанию к чему-нибудь более существенному - борщу, котлетам,
картошечке...
Проверив документы, дежурный направил нас в каптерку, стоящую отдельно,
за забором части, и по виду напоминающую "место лишения свободы" -
трехэтажное здание с зарешеченными окнами. Армия, как и всегда, блюла
кастовость: мои попутчики отправились на третий этаж, а я - на первый.
Мне выдали полевую офицерскую форму (куртка навыпуск и брюки -
почему-то галифе - в придачу к ней) с фуражкой-котелком, бушлат, вещмешок,
сапоги (не хром, но кирза), ремень, пару белья, портянки, и прочий
немудреный армейский атрибут. Я отправил то немногое, что приготовил с собой
для ЧАЭС, в вещмешок, и, затолкав гражданку в свою сумку, сдал ее на
хранение. Толстый прапор с опухшим лицом, сопя, каллиграфическим почерком
внес меня в прошнурованный реестр.
В плохо освещенном, душном, зарешеченном помещении каптерки, среди
распиханных по полкам сотен чемоданов, сумок, и, что мне особенно врезалось
в память, нескольких свернутых в узел стеганых восточных халатов, я
чувствовал себя вполне готовым к этапированию в Сибирь.
Стало чуть легче, когда солнце ласково мазнуло меня по щеке на улице. Я
вернулся к КПП, где мне было наказано прибыть в казарму ХХ роты и ждать там
"до особого". В казарме, кроме осовевшего от неподвижности дневального,