"Сергей Беляков. Ликвидатор (Части 1,2) (О Чернобыле)" - читать интересную книгу автора

ощущение потенциальной полезности. Знания, как оказалось, были малопригодны,
но на момент похода в военкомат я был полон сознания собственной значимости
и желания помочь стране и облучающемуся личному составу участников
спец-сборов.
Где-то совсем неподалеку от этой филантропической идеи витала также
идиотская уверенность в том, что "пронесет", "вывезет", и надежда на вечное
наше "авось"...
В общем, в начале июня я добровольно пришел в военкомат. Как у
"секретоносителя со степенью", у меня была бронь от сборов в Чернобыле.
Позже, когда в 87-88 годах наступила проблема с кадрами офицеров-запасников,
хватали всех без разбора, но шел 86-ой, страна все еще была милостива к
своим остепененным сыновьям... Молодой капитан в дежурке райвоенкомата, не
поняв сначала, сказал, мол, мне нечего волноваться - меня не призывают и не
будут призывать. Но когда я повторил, что хочу ехать по своей воле,
посмотрел на меня, как на умалишенного, и указал на дверь кабинета, где
усталый майор, вытащив мою карточку учета, без выражения сказал:
- На кой х.. ты туда прешься, шо тебе дома не сидится?
Крыть было нечем.
Так же невыразительно он сказал, что повестка придет по почте, с ней
надо будет снова прийти сюда, получить предписание, проездные документы, и -
вперед.
Моя карточка перекочевала в новенькую папку с завязками. Дело было
сделано.
Последующие за этим дни ожидания были наполнены болезненным
выискиванием хоть каких-то новостей о конкретном месте сборов, о том, чем
занимаются на станции "партизаны", об их быте... Мать интересовало главным
образом последнее. Однако я, хлебнув однажды из войскового "сборового"
котелка, радужных иллюзий на этот счет не питал.
Но ничего нового об участниках спецсборов ни в прессе, ни по ТВ не
сообщалось. В нынешние дни в моей голове периодически вертится мысль,
которая наверняка приходила на ум многим: если бы Интернет и система сотовой
связи были бы так же развиты в 86-м, как развиты они теперь - насколько
по-другому повернулась бы судьба Чернобыля и сотен тысяч людей, в чьи жизни
он вторгся тем летом?..
А пока в июле 86-го медленно завершались мои последние дочернобыльские
недели. В институте уже закончилось дипломирование. Жизнь впала в тот
сонливо-расслабленный летний распорядок, когда преподаватели скрылись в
отпусках до сентября, аспиранты перешли на вольный график работы, а научные
сотрудники, особенно женская половина НИСа, проводили больше времени на
Лагерном рынке (благо, он был сразу за воротами АХЧ), запасаясь овощами и
фруктами и пытливо вычисляя мышины с полесскими номерными знаками. Моя
личная жизнь, в то лето запутанная до предела, оказалась отодвинутой на
второй план; Лора, моя будущая жена, безусловно, была обеспокоена моим
предстоящим отъездом, но, будучи женщиной стойкой, виду не подавала и
поддерживала меня, как могла.
Повестка пришла, как всегда, неожиданно, когда я уже стал сомневаться,
вызовут ли меня вообще. Я где-то даже успел успокоиться.
На куцем листке бумаги бледным шрифтом было отпечатано стандартное:
"...призван для участия в специальных учебных сборах сроком до шести месяцев
...явиться... для получения документов...".