"Генрих Белль. Ирландский дневник" - читать интересную книгу автора

признаться самому себе, что человека, который все еще одиноко стоит на
своем высоком пьедестале и зябнет на прохладном утреннем ветру, зовут
вовсе не Сорри, а Нельсон.
Я купил газету, вернее, журнал, который назывался "Айриш дайджест",
меня тотчас же соблазнило объявление, которое я перевел так: "Разумная
кровать и разумный завтрак" ["Bed and Breakfast Reasonable" - "Ночлег и
завтрак по умеренным ценам" (англ.)], - и я решил для начала разумно
позавтракать.
Если чай на континенте напоминает пожелтевший бланк почтового перевода,
то на этих островах, к западу от Остенде, чай напоминает темные краски
русских икон, сквозь которые светится позолота, - до тех пор, покуда его
не забелят молоком, а тогда он приобретает цвет кожи перекормленного
грудного младенца. На континенте чай заваривают жидко, а подают в дорогих
фарфоровых чашках; здесь в усладу чужестранцу равнодушно и чуть не задаром
наливают из помятых жестяных чайников в толстые фаянсовые чашки воистину
божественный напиток.
Завтрак был хорош, чай достоин своей славы, а на закуску мы получили
бесплатную улыбку молодой ирландки, которая разливала чай.
Я развернул газету и сразу же наткнулся на письмо читателя,
требовавшего, чтобы статую Нельсона свергли с ее высокого пьедестала и
заменили статуей богоматери. Еще одно письмо с требованием свергнуть
Нельсона, еще одно.
Пробило восемь часов, и тут вдруг ирландцы разговорились и увлекли меня
за собой. Я был захлестнут потоком слов, из которых понял только одно:
Germany [Германия (англ.)]. Тогда я дружелюбно, но твердо решил отбиваться
их же оружием - словом "сорри" - и наслаждаться бесплатной улыбкой
непричесанной богини чая, но вдруг меня спугнул внезапный грохот, я бы
даже сказал - гром. Неужели на этом удивительном острове так много
поездов? Гром не стихал, он распался на отдельные звуки, мощное вступление
к "Tantum Ergo" [католическая молитва] стало отчетливо слышно со слов
"Sacramentum - veneremur cernui" и до последнего слога, из соседней церкви
святого Андрея разносясь над всей Уэстленд-Роу. Незабываемым - как первые
чашки чая и те многие, что мне еще предстояло выпить в заброшенных грязных
местечках, в отелях и у камина, - было и впечатление от всеобъемлющей
набожности, заполонившей Уэстленд-Роу вскоре после "Tantum Ergo". У нас
лишь на пасху или на рождество можно увидеть, чтобы из церкви выходило
столько людей. Впрочем, я еще не забыл исповедь безбожницы со строгим
профилем.
Было всего только восемь часов утра и воскресенье - слишком рано, чтобы
будить того, кто меня пригласил, но чай остыл, а в кафе запахло бараньим
жиром, и посетители взяли свои картонки и чемоданы и устремились к
автобусам. Я вяло перелистывал "Айриш дайджест", пытался переводить
кое-какие первые строчки статей и заметок, покуда внимание мое не
привлекла чья-то мудрость, опубликованная на странице двадцать третьей. Я
понял смысл этого афоризма задолго до того, как успел перевести; не
переведенный, не выраженный по-немецки и, однако же, понятый, он
производил даже более сильное впечатление, чем после перевода. "Кладбища
полны людей, без которых мир не мог обойтись".
Мне показалось, что ради этой фразы стоило совершить путешествие в
Дублин, и я порешил запрятать ее поглубже у себя в сердце на тот случай,