"Генрих Белль. История одного солдатского мешка" - читать интересную книгу автора

хотя первые два года его существования проходили в рамках пособия по
безработице, которое получал его отец; но уже в четырехлетнем возрасте он
каждый день получал утром кекс, сгущенное молоко и апельсины, а как только
ему исполнилось семь лет, отец вручил ему застиранный солдатский мешок и
сказал:
- Смотри береги эту реликвию как зеницу ока, она принадлежала твоему
двоюродному дедушке - рядовому Иоахиму Хабке, дослужившемуся до капитана;
он вышел живым из восемнадцати боев, а в 1918 году его прикончили красные
бунтовщики. Мне этот мешок послужил верой и правдой во время
южноамериканской войны, я мог тогда стать генералом, но мои услуги
понадобились нашей родине, и я дослужился всего лишь до подполковника.
Вальтер берег мешок как зеницу ока. С 1936 по 1944 год он надевал его,
когда облачался в свою грязно-коричневую форму, часто вспоминал о
героических делах двоюродного дедушки, а также своего родного отца; ночуя
где-нибудь в сарае, он осторожно подкладывал мешок под голову. В мешке он
хранил хлеб, плавленый сыр, масло и песенник; он чистил мешок щеткой,
стирал его и радовался, что желтоватый цвет все больше и больше переходит
в приятный белесый тон. Ему и не снилось, что на самом деле легендарный и
героический двоюродный дедушка, в чине ефрейтора, отдал богу душу на
глинистых полях Фландрии, неподалеку от того места, где рядовой Стобский
был убит прямым попаданием.
Вальтеру Хабке исполнилось пятнадцать лет, он усердно штудировал в
шпандауской гимназии английский язык, математику и латынь, чтил, как
святыню, свой солдатский мешок и верил в героев, пока ему самому не
пришлось побывать в их шкуре. Родитель его уже давно ушел в поход на
Польшу, чтобы как-нибудь и где-нибудь навести порядок, а вскоре после
того, как он, негодуя, вернулся из похода и, покуривая сигареты и брюзжа
что-то насчет "предательства", шагал взад и вперед по узкой гостиной
шпандауской квартиры, - вскоре после этого Вальтер Хабке поневоле сам
оказался в числе героев.
В одну из мартовских ночей 1945 года Вальтер лежал за околицей
померанского села, вытянувшись у пулемета, и вслушивался в мрачные
громовые раскаты, точь-в-точь такие же, как в кинофильмах про войну.
Нажимая на спуск пулемета, он дырявил ночную тьму, и его неудержимо тянуло
всплакнуть. Ему слышались голоса в ночи, незнакомые голоса, и он стрелял и
стрелял, сменил ленту, опять начал стрелять, и когда расстрелял вторую
ленту, ему вдруг показалось, что вокруг очень тихо. Он остался один. Он
поднялся, поправил поясной ремень, проверил, прочно ли закреплен его
солдатский мешок, и пошел прямо в ночь, взяв направление на запад. И тут
вдруг он занялся тем, что крайне гибельно отзывается на героизме: он
принялся размышлять. И вспомнилась ему узкая, но очень уютная гостиная -
он даже не подозревал, что думает о том, чего уже нет на свете.
Банолло-младший, который не раз держал в руках вальтеровский солдатский
мешок, достиг тем временем сорока лет; покружив однажды на своем
бомбардировщике над Шпандау, он открыл люк и разрушил узкую, но уютную
гостиную, и папаша Вальтера шагал теперь взад и вперед по подвалу
соседнего дома, покуривал сигареты, брюзжал что-то насчет "предательства"
и как-то не совсем хорошо чувствовал себя, вспоминая замечательные
порядки, которые он насаждал в Польше.
В эту ночь Вальтер шел в раздумье все дальше и дальше на запад, набрел