"Генрих Белль. Завет " - читать интересную книгу автора

- Представляете, - снова заговорил он, - есть ведь родители, которые по
утрам своих еще полусонных детишек этим "Хайль Гитлер!" встречают. Такие
действительно есть, вы только подумайте. - Лицо его посерьезнело и
помрачнело. - Можно ли представить себе нечто более отвратительное?
Я уже говорил Вам: за три дня я успел отчаяться больше, чем Ваш брат за
три года. Я слабый человек, у меня нет своей внутренней опоры, нет веры,
разве что весьма смутная и зыбкая мечта, скорее даже греза, словом, некое
видение красоты и порядка. И все же в то утро мы оба, по-моему, были на
одном уровне отчаяния. Он уже три года в одиночку плыл против ленивого
течения однообразия и ужаса, я плюхнулся в эту затхлую жижу всего три дня
назад, но пойти ко дну мы оба боялись в равной мере. И каждый из нас
действительно был как пловец, что пропадает среди бескрайной водной пустыни
в полном одиночестве и вдруг, оглянувшись, видит совсем рядом голову другого
пловца.
Только теперь я посмотрел ему прямо в глаза. Этим замечанием насчет
приветствия "Хайль Гитлер!" он вверился мне всецело - настолько это было
рискованно во времена, когда даже за пересказ крамольного сна можно было
"вышку" схлопотать.
Я сказал ему:
- Господин старший лейтенант, по-моему, мы с вами одного мнения.
В эту секунду из-за гребня дюны показалась понурая голова Кандика.
Ваш брат встал и направился к своему бараку - очень уж не хотелось ему
в пятисотый раз выговаривать Кандику за то, что тот опять проспал.
А у меня было радостно на душе.
До вечера мы больше не говорили друг с другом. Я заступил на телефонное
дежурство, он же вместе с Кандиком отправился на стрельбы. Означало это, что
он, переходя от стенда к стенду, наблюдал за ходом занятий, в то время как
Кандик в полной санитарной готовности на случай чьего-нибудь ранения дрых
неподалеку от нужника - переносного дощатого скворечника, что стоял на
возвышении.
К одиннадцати Кандик опять меня сменил - мне надо было в расположение
роты. В Пошеле - так называлась деревенька, где была у нас канцелярия, - для
меня лежала повестка с предписанием срочно прибыть в расположение батальона
и явиться там на допрос к офицеру военного трибунала по делу,
приключившемуся еще в Париже. Раньше времени и наспех я проглотил свой обед,
чтобы ровно к половине первого оказаться в Крютеле. К счастью, сегодня хоть
солнце не палило. Пролетая на полной скорости мимо заветного кабачка, я
только бросил отчаянный взгляд на пустой палисадник.
Допрос состоялся в маленькой комнатенке в здании батальонного штаба.
Проводил его желчный поручик, младший советник военного трибунала,
прикрепленный к нашему полку и ждавший скорого повышения в лейтенанты.
На допросе этом от меня требовалось быть начеку, и даже очень.
Мне предстояло давать показания о товарище из нашей парижской части,
который, как обнаружилось при расформировании части, годами приторговывал
пустыми бланками французских удостоверений личности. Сколько денег он
тратил, сколько женщин у него было, какие покупки делал, и вообще не заметил
ли я чего-нибудь подозрительного в его поведении? На все эти вопросы я,
внутренне трепеща, отвечал как можно более благоприятно для обвиняемого, то
бишь уверял, что знать ничего не знаю. Дрожал же я потому, что и у самого
было рыльце в пушку. Я ведь тоже подделывал кое-какие бумаги, чтобы