"Генрих Белль. Поезд прибывает по расписанию" - читать интересную книгу автора

Теперь и небритый заметил, что Андреас проснулся. Небритый стоял рядом
с ним в той же позе и пил прямо из горлышка. В белесых сумерках все это
казалось каким-то кошмаром: мешковатая фигура небритого - он чуть присел,
словно готовился к прыжку, - бутылка, его запрокинутое лицо, блеск в его
глазах и какое-то странное, жуткое бульканье...
- Где мы теперь? - негромко и хрипло спросил Андреас.
Ему было страшно, в вагоне стало холодно, и за окнами еще не рассвело.
- Недалеко от Пшемысля, - ответил небритый. - Угощайся. Хочешь?
- Да.
Водка что надо. Подобно пламени она вошла в его тело, погнала кровь по
жилам, она была как огонь под котлом с водой. Водка что надо. Андреас быстро
согрелся. Отдал бутылку небритому.
- Пей, не стесняйся! - небритый совсем осип. - В Кракове я сделал новые
запасы.
- Не хочу.
Небритый подсел к Андреасу. Если ты проснулся и сердце у тебя щемит,
приятно сознавать, что рядом с тобой товарищ, что он тоже бодрствует. Весь
вагон спал, белобрысый в своем углу опять легонько посапывал. Спали все - и
зловещие молчальники и зловещие болтуны. Воздух был спертый, хоть топор
вешай, пахло какой-то кислятиной, грязью, потом и винным перегаром.
И вдруг Андреас сообразил, что они уже в Польше. На секунду сердце у
него замерло, перестало биться, словно сосуды вдруг стянуло жгутом и они уже
не пропускали кровь... Никогда в жизни я больше не увижу Германию, Германия
осталась позади. Поезд миновал Германию, пока я спал. Где-то там проходит
черта, незримая черта, она идет по полю или посреди деревни... Черта - это
граница, и поезд хладнокровно пересек ее, я навек покинул родину, и никто не
догадался меня разбудить, чтобы я взглянул в темноту, увидел хотя бы клочок
той ночи, которая окутывала Германию. Ведь никто не знал, что я разлучился с
Германией навеки, никто не знал, что я скоро умру, ни один человек в поезде.
Никогда я не увижу больше Рейна. Рейн! Рейн! Никогда! Поезд увлекает меня
все дальше, силой тащит в Пшемысль, в Польшу, к безотрадным чужим равнинам.
Я не увижу Рейна, никогда больше мне не ударит в нос упоительно острый запах
рейнской воды и водорослей, запах, которым пропахло все вокруг, каждый
камень на берегу. Никогда больше не увижу обсаженные деревьями дороги вдоль
реки, сады вокруг вилл, пароходы - яркие, чистые, веселые рейнские пароходы
и рейнские мосты, которые свободно и грациозно перелетают через гладь реки,
словно огромные гибкие хищники.
- Дай мне еще раз глотнуть, - хрипло сказал Андреас.
Небритый протянул ему бутылку, и Андреас сделал очень долгий, очень
емкий глоток, глотнул огонь, жидкий огонь, чтобы выжечь из сердца тоску.
Потом он затянулся сигаретой. Ему хотелось, чтобы небритый заговорил. Но
сперва надо помолиться: все совершенно безнадежно и именно потому ему надо
молиться. Он читал те же молитвы, что и накануне вечером, но теперь он
молился сперва за ту девушку - не дай боже забыть ее глаза. Конечно, они
всегда были с ним, но не всегда он видел их с одинаковой отчетливостью.
Порой они исчезали, и он помнил о них лишь постольку, поскольку человек
помнит о собственных губах или ногах, которые постоянно с ним, но о которых
редко думают, разве что они заболят. Однако время от времени ее глаза опять
всплывали у него в памяти, всплывали с такой ясностью, что он ощущал жгучую
боль. Так случилось вчера. И в такие дни он молился за девушку по вечерам,