"Генрих Белль. Поезд прибывает по расписанию" - читать интересную книгу автора

не того, совсем не того. Наконец-то ты у себя дома, со своей женой... с
чужими бабами все по-другому, ты забываешь их через час... И вдруг я увидел
этого пленного, долговязый парень, вот все, что я успел разглядеть; он
валялся на диване с сигаретой, мы так никогда не валяемся... Славянская
лень... он был славянин, я увидел это по его носу... По носу все сразу
видно.
Надо чаще молиться, думал Андреас, с тех пор, как я уехал из дому, я
почти не молился.
Небритый замолчал, уставился в окно: мирный пейзаж, все позолочено
солнцем. Белобрысый сидел на том же месте, прихлебывал из фляжки кофе, ел
теперь белый хлеб с маслом - масло у него хранилось в новенькой масленке - и
он ел очень размеренно, очень опрятно. '
Надо чаще молиться, думал Андреас: он уже собрался было прочесть
молитву, но тут небритый снова заговорил:
- Да, я кинулся опрометью. Сел в первый же поезд, и все забрал с собой:
спирт, мясо, деньги. Сколько денег я вез... все для нее, приятель. Для кого
же я хапал? Все для нее... Эх, скорей бы напиться, скорей бы напиться... Но
где достать водку? Ума не приложу. Народ здесь дурной, черного рынка нет.
- У меня найдется выпить, - сказал Андреас. - Дать?
- Выпить... Приятель... Выпить! Андреас улыбнулся.
- Давай махнемся: я тебе - бутылку, ты мне - карту. Идет?
Небритый обнял его. Лицо у него стало почти счастливым. Андреас
нагнулся, нашарил в мешке бутылки. В голове у него мелькнуло: непедагогично
давать небритому сразу две бутылки, вторую надо попридержать до тех пор,
пока его снова не разберет или пока он не проспится! Однако он тут же
нагнулся еще раз и вытащил вторую бутылку.
- На, - сказал он, - пей сам, я это дело не слишком жалую.
Скоро я умру, думал он, скоро, скоро, и это "скоро" уже не такое
расплывчатое, к этому "скоро" я понемногу подбираюсь, уже незаметно ощупал
его, обнюхал со всех сторон... Уже знаю, что умру в ночь с субботы на
воскресенье между Львовом и Черновицами... В Галиции... в Восточной
Галиции - в самом низу карты. Оттуда рукой подать до Буковины и до Волыни.
Названия эти похожи на названия незнакомых напитков. "Буковина" - так могла
бы называться очень крепкая сливовая водка. "Волынь" - напоминает
неестественно густое, сиропообразное пиво; однажды я пил такое пиво в
Будапеште, не пиво, а пивной кисель... Он снова посмотрел в окно, в стекле
было видно, что происходит за его спиной. Он увидел, как небритый поднял
бутылку, как предложил выпить белобрысому и как тот отрицательно покачал
головой. Потом Андреас взглянул в окно, но там ничего не было, кроме
необозримых равнин, тянувшихся до самого горизонта, этого до головокружения
далекого горизонта, который будет у него перед глазами и в тот роковой час.
Как хорошо, думал он, что я не один. Разве я мог бы вынести все это
один? Я рад, что согласился играть в карты и познакомился с этими двумя.
Небритый понравился мне с первого взгляда, а белобрысый... этот белобрысый,
видно, не такой уж испорченный субъект, каким он кажется, а может, он
правда, испорченный, но все равно он человек. Хуже всего, когда ты один.
Было бы ужасно тяжело чувствовать себя одиноким в толпе, которая уже опять
заполнила вагон, среди этих болванов, которые не говорят ни о чем, кроме
своей увольнительной и своих фронтовых подвигов, кроме чинов, наград,
жратвы, курева и баб, баб, баб; послушать их - все женщины валяются у них в