"Генрих Белль. И не сказал ни единого слова..." - читать интересную книгу автора

газеты, заложила ее в свою книгу и налила мне стакан чая. На столе стоял
чайник, лежали коробка шоколадных конфет и пачка сигарет.
- Очень мило, - сказал Бюклер, - что ты наконец-то появился. Хочешь
сигарету?
- Да, спасибо, - ответил я.
Мы молча курили. Дора сидела ко мне вполоборота, и каждый раз, когда я
поворачивался к ней, мой взгляд скользил по ее окаменевшему лицу, на
котором, однако, появлялась улыбка, как только мы встречались с ней глазами.
Они оба молчали, и я тоже не произнес ни слова. Но, потушив сигарету, я
вдруг нарушил тишину.
- Мне нужны деньги, - сказал я, - может быть... Бюклер со смехом
прервал меня, ответив:
- Значит, тебе нужно то же самое, что нам самим давно нужно, я всегда с
удовольствием помогу тебе, ты же знаешь... но насчет денег...
Я посмотрел на Дору, и в тот же миг ее каменное лицо расплылось в
улыбке. В уголках ее рта лежали резкие складки, и мне показалось, что, куря,
она затягивается сильней, чем прежде.
- Вы уж извините, но ты ведь знаешь...
- Да, знаю, - сказал он, - тебе незачем извиняться, каждый может
попасть в затруднительное положение.
- Тогда не буду вам мешать, - сказал я, вставая.
- Ты нам совсем не мешаешь, - ответил он; его голос внезапно оживился,
и я понял, что он говорит правду. Дора тоже встала и, взяв меня за плечи,
опять усадила на место; в ее глазах я прочел страх: она боялась, что я могу
уйти. Внезапно я осознал, что они действительно были рады моему приходу.
Дора протянула мне свой портсигар, налила еще стакан чая, и я сел, бросив на
стул берет. Но мы по-прежнему молчали, только время от времени
перебрасываясь словами, и всякий раз, когда я смотрел на Дору, ее каменное
лицо расплывалось в улыбке, по-видимому искренней, потому что когда я
окончательно поднялся и взял со стула берет, то понял, что они боялись
остаться с глазу на глаз, боялись книг, сигарет и чая, боялись вечера,
который им предстояло провести вдвоем, и той бесконечной скуки, которую они
взвалили на себя, потому что в свое время убоялись скуки супружеской жизни.
Через полчаса я уже очутился на другом конце города и, стоя перед
квартирой своего старого школьного товарища, нажимал на кнопку звонка. Я не
был у него больше года, и когда занавеска на крохотном глазке в дверях
отодвинулась, я заметил, что белое жирное лицо моего товарища выразило
смятение. Но пока он открывал мне дверь, его лицо успело принять совсем иное
выражение. Войдя в переднюю, я обратил внимание на клубы пара, которые
пробивались из ванны, услышал детский писк и резкий голос его жены,
прокричавшей:
- Кто пришел?
С полчаса я просидел в его комнате, обставленной мебелью с зеленоватой
обивкой, где пахло камфарой; мы говорили о разных разностях и курили; и
когда он начал вспоминать школу, его лицо чуточку посветлело, зато мне стало
скучно.
Выпустив струю табачного дыма прямо ему в лицо, я в упор спросил:
- Не одолжишь ли ты мне денег?
Мой вопрос отнюдь не поразил его; он стал рассказывать о предстоящих
платежах за радиоприемник, за кухонный буфет и тахту, купленные в рассрочку,