"Генрих Белль. И не сказал ни единого слова..." - читать интересную книгу автора

улыбнулась. И когда я очутился на улице, то вспомнил грубоватое, доброе лицо
этой девушки и подумал, что у нее можно было попросить денег; секунду
поколебавшись, я поднял воротник пальто, потому что дождь все еще лил, и
побежал на автобусную остановку у церкви Скорбящей богоматери.
Через десять минут я уже оказался в южной части города, в кухне, где
пахло уксусом, и бледная девочка, с большими, совсем желтыми глазами,
говорила наизусть латинские слова. А потом дверь из соседней комнаты
отворилась и в двери показалось худое женское лицо с большими, совсем
желтыми глазами. Женщина сказала:
- Старайся, детка, ты же знаешь, как мне трудно дать тебе образование,
и уроки тоже стоят денег.
Девочка старалась, я тоже старался, и весь урок мы шептали друг другу
латинские слова, фразы и синтаксические правила, хотя я знал, что это
бесполезно. Ровно в десять минут четвертого худая женщина вышла из соседней
комнаты, распространяя вокруг себя резкий запах уксуса, погладила девочку по
голове, посмотрела на меня и спросила:
- Как вы думаете, она справится? За последнюю работу она получила
тройку. Завтра у них будет еще одна контрольная.
Я застегнул пальто, вытащил из кармана мокрый берет и тихо сказал:
- Конечно, она справится.
Потом положил руку на тусклые светлые волосы девочки, а женщина
подтвердила:
- Она должна справиться, ведь, кроме нее, у меня никого нет. Мой муж
погиб в Виннице.
На мгновение я представил грязный, забитый ржавыми тракторами вокзал в
Виннице и взглянул на женщину. Тут она вдруг собралась с духом и сказала то,
что собиралась сказать уже давно:
- У меня к вам большая просьба. Не можете ли вы подождать с деньгами
до... - и, прежде чем она успела договорить до конца, я сказал:
- Да.
Девочка улыбнулась мне.
Когда я вышел на улицу, дождь перестал, светило солнце и большие желтые
листья, медленно кружась, падали с деревьев на мокрый асфальт. Больше всего
мне хотелось пойти домой, к Блокам, у которых я живу вот уже месяц, но
что-то все время заставляет меня действовать, совершать поступки,
бессмысленность которых я сам сознаю; я мог бы попросить денег у Вагнера, у
служанки Бейземов или у женщины, от которой пахло уксусом; они наверняка
дали бы мне хоть сколько-нибудь, но вместо этого я пошел к трамвайной
остановке, сел на одиннадцатый номер и трясся до самой Накенхейм, зажатый в
толпе промокших насквозь людей, чувствуя, что горячие сосиски, которые я
проглотил на обед, вызывают во мне тошноту. Приехав в Накенхейм, я прошел
через парк, мимо запущенных кустов, к вилле Бюклера, позвонил, и подруга
Бюклера провела меня в комнату. Когда я вошел, Бюклер оторвал от края газеты
полоску для закладки, захлопнул книгу, которую читал, и, принужденно
улыбаясь, повернулся ко мне. Бюклер тоже постарел, с Дорой он живет уже
много лет, и их связь стала еще скучнее, чем обычный брак. Неумолимость, с
которой они стерегут друг друга, придала жесткость их лицам, они называют
друг друга "мое сокровище" и "мышка", спорят из-за денег и словно скованы
одной и той же цепью.
Войдя со мной в комнату, Дора тоже оторвала полоску бумаги от края