"Сол Беллоу. Родственники (Авт.сб. "На память обо мне")" - читать интересную книгу автора

Дотянуться до этого навязанного им себе самому уровня он не мог. При
случае он умел осуществить нажим, в общем-то не имел лишних предрассудков,
но в подлинные руководители не годился - не из того он теста. Милти в
отличие от Юлия Цезаря не мог сказать часовому, который не пропускал его:
"Чем спорить с тобой, мне легче тебя убить". Вот Хоффы, они такие.
Милти нанял Танчика - он тогда только что отслужил в армии - вынюхивать
для него недвижимость, на которой висели невыплаченные налоги. Таких
побочных афер у Милти было много. Тогда лишали имущества сплошь и рядом.
Так что мой родственник Танчик (Рафаэль) познакомился с Рыжиком Дорфманом,
бывшим боксером, посредником между Хоффой и организованной преступностью в
Чикаго, через Милти Рифкина. Дорфман, в ту пору учитель физкультуры,
унаследовал Танчика от своего отца, Рыжика, старого боксера. Полный набор
преступных связей был частью состояния, оставленного Рыжиком сыну.
Вот какими были кое-кто из тех людей, которые правили миром, где я
вознамерился посвятить себя тому, что принято называть "высоким
призванием". "Стремиться к тому, чего лучше нет" - было для меня не
отвлеченной задачей. Меня этому обучали не на семинарах. Такова была
потребность моей натуры, обусловленная как физиологией, так и
темпераментом, и основывалась она на склонностях врожденных, не
благоприобретенных. Всепоглощающий интерес к лицам, поступкам, телам и
привел меня к метафизике. Эта причудливая метафизика служила мне, как
пернатым служат их радары. Повзрослев, я обнаружил, что смотрю на все с
точки зрения метафизики. Но, как я вам уже доложил, меня ей не учили.
Студентом я жил за городом, поэтому просиживал часами в поездах надземки,
которые, грохоча, раскачиваясь, лязгая, скрежеща, неслись на всех парах
над трущобами Саут-Сайда, - так я зубрил Платона, Аристотеля и святого
Фому [святой Фома Аквинский (1225-1274) - философ и теолог], готовясь к
семинарам профессора Перри [Бартон Перри (1876-1957) - американский
философ и педагог].
Но мои увлечения тут ни при чем. Здесь, в "Итальянской деревушке",
напротив меня сидел в ожидании приговора Танчик, его выпустили под залог в
полмиллиона долларов. Выглядел он неважнецки. Краски слиняли, видно,
оказались нестойкими. Черты крупного лица расплылись - годы хамских
занятий отразились на нем. Как врач-любитель, я определил, что давление у
Танчика примерно двести пятьдесят на сто шестьдесят пять. Его внутреннее
"я" смекало: не стоит ли предпочесть инсульт тюремному заключению. Для
поднятия духа он с утра пораньше побывал в парикмахерской - бородка a la
Эдуард [Эдуард VII (1841-1910) - король Англии, правил с 1901 по 1910 г.]
была свежеподстрижена и наверняка - сейчас не время показывать седину -
подкрашена. Однако она курчавилась уже не так лихо, как прежде. Танчик не
нуждался в моем сочувствии. Он собрался с духом, готов был принять любые
удары судьбы. Дай я ему понять хоть намеком, что жалею его, он рассердился
бы. Искушенные соболезнователи поймут, если я скажу, что напротив меня
сидел не человек, а сплошное несчастье. Это сплошное несчастье подавало
мне знаки, разгадать которые я не мог, потому что знал шифр далеко не
полностью.
Бывшая забегаловка напротив Первого национального банка (этой вогнутой
громады, вздымающейся все выше и выше), на пятьдесят первом этаже которого
я работаю, "Итальянская деревушка" - один из немногих ресторанов в городе
с отдельными кабинетами: хочешь, соблазняй, хочешь, надувай - на выбор.