"Сол Беллоу. На память обо мне (Авт.сб. "На память обо мне")" - читать интересную книгу автора

голый юнец в женском платье. Если поименовать вещи по-простому, от них
практически ничего не останется. Бармен - теперь все зависело от него -
вытянул голые руки, уперся ими о стойку. В погребе пахло дрожжами с
примесью спиртного. Он сказал:
- Ты живешь по соседству?
- Нет, до нас отсюда час езды на трамвае.
- Точнее.
- В районе Гумбольдт-парка.
- В таком случае ты не иначе как украинец, швед или еврей.
- Еврей.
- Да уж кто-кто, а я Чикаго знаю. И ты в таком виде не из дому сюда
явился. Да ты за десять минут превратился бы в ледышку. Такая одежка в
самый раз для спальни, для зимы она не годится. Потом, ты и фигурой на
дамочку не похож. Бедер никаких. И что ты там руками прикрываешь, не
буфера ведь? То-то же. С чем пришел, ты не из этих, из мафродитов? Я тебе
так скажу - и в депрессии не все худо. Не будь ее, нам бы нипочем не
узнать, какие чудные дела тут творятся. Но вот что ты барышня и что твое
сокровище при тебе - этому я ни в жизнь не поверю.
- Тут вы попали в точку, но дело не в этом, а в том, что у меня нет ни
гроша - трамвайный билет купить не на что.
- Кто тебя облапошил - баба?
- Я разделся у нее в комнате, а она хвать - и выбросила мои вещички из
окна.
- Нагишом за ней не побежишь - вот почему она велела тебе раздеться...
Будь я на твоем месте, я б ее сграбастал и повалил. А ты небось даже не
поимел ее.
"Даже не..." - повторил я про себя. И почему я не опрокинул ее на
кровать прямо в шубе, едва мы вошли в комнату, не задрал ей юбку, как
сделал бы он? Потому что ему это на роду написано. А мне - нет. Мне это не
дано.
- Значит, вот оно как. Тебя мастаки облапошили, причем она работала не
одна. Она тебя заманила. По тебе сразу видно, что тебя надуть ничего не
стоит. Еврейчикам не положено путаться с этими мерзавками профурами. Но
когда вы вырываетесь из дому, вам не хуже других хочется погулять вволю.
Вот так-то. И где ты выкопал это платье в таких здоровущих розах? Видать,
потоптался-потоптался там, торчалка торчит - тут впору что угодно на себя
нацепить. Она хоть ничего из себя?
Ее груди, когда она лежала на столе, не потеряли формы. Не обвисли.
Сдвинутые ляжки круглились навстречу друг другу. Черные примявшиеся
волосы. Да, красотка, ничего не скажешь.
Как и аптекаря, бармена забавлял юнец, попавший в переплет, в
замызганном платьишке, в ночной кофтенке то ли из искусственного шелка, то
ли сатина. Мое счастье, что торговля в эту пору шла не бойко. Будь в баре
посетители, бармен не стал бы тратить на меня столько времени.
- Словом, ты спутался со шлюхой, и она тебя обдурила.
По правде говоря, я не жалел себя. Я уже признал: этого следовало
ожидать - бог знает что возомнивший о себе школяр, воспаряющий бог знает в
какие выси и оттого считающий, что быть правоверным евреем ниже его
достоинства, и метящий в избранники судьбы. Дома, в семье, - допотопные
порядки, за стенами дома - жизнь как она есть. Жизнь как она есть взяла