"Сол Беллоу. На память обо мне (Авт.сб. "На память обо мне")" - читать интересную книгу автора

Мы приближались к Уинона-стрит; когда мы дойдем до ее дома, она меня
отошлет - на что я ей? Я увижу, как блеснет стекло, посмотрю, как она
открывает дверь, - и только. Она уже нашаривала в сумочке ключи. Я снял
руку с ее копчика, готовясь буркнуть "пока-пока", но тут она кивнула,
пригласив меня, вопреки моим ожиданиям, войти. Я, как мне кажется, питал
надежду (подмоченную похотью надежду), что она оставит меня на улице. Я
прошел следом за ней через еще один также выложенный кафелем вестибюль
вовнутрь. Раскаленные батареи нещадно нагревали лестничную клетку,
стеклянный фонарь тремя этажами выше подрагивал, обои отклеивались,
заворачиваясь и вспучиваясь. Я затаил дыхание. Боялся, что раскаленный
воздух обожжет мне легкие.
Когда-то это был дом типа люкс - его построили для банкиров, брокеров и
преуспевающих специалистов. Теперь его заселили всякие перекати-поле. В
просторной комнате с высоченными окнами шла игра в кости. В следующей
комнате люди пили, валялись на диванах. Она провела меня через комнату,
где прежде помещался бар, от которого остались кое-какие приспособления. Я
проследовал за ней через кухню - да я бы пошел за ней куда угодно, даже не
спросив, куда меня ведут. В кухне, судя по всему, не стряпали - не видно
было ни кастрюль, ни мисок. Линолеум протерся, коричневые волокна основы
стояли дыбом, как волосы. Она провела меня в коридор поуже, параллельный
главному.
- Я живу в комнате для горничных, - сказала она. - Она выходит на
задворки, зато при ней есть ванная.
Наконец мы у нее - в почти пустой комнате. Так вот в каких условиях
работают проститутки, если только она проститутка: голый пол, узкая койка,
стул у окна, скособоченный гардероб у стены. Я остановился под лампочкой,
она отступила - осмотреть меня, что ли, ей вздумалось. Затем приобняла
меня со спины, легонько коснулась моей щеки губами - поцелуй не так много
давал в настоящем, как сулил в будущем. То ли ее пудра, то ли помада
распространяла запах неспелых бананов. Никогда еще мое сердце так не
колотилось.
Она сказала:
- Что, если я ненадолго уйду в ванную, а ты пока разденься и ложись в
постель. Ты, похоже, приучен к порядку - сложи свои вещички на стуле. Не
на пол же их бросать.
Дрожмя дрожа (сдается, во всем доме это была единственная холодная
комната), я стал раздеваться, начав с покоробленных зимней непогодой
ботинок. Полушубок я повесил на спинку стула. Запихнул носки в ботинки и
поджал ноги - пол был давно не метен. Снял с себя все - не иначе как в
надежде, что так ни рубашка, ни исподнее не будут иметь касательства к
тому, что там со мной ни произойди, и вся вина падет на мою плоть. Без нее
тут уж никак не обойтись. Залезая под одеяло, я подумал: наверное, такие
же койки стоят в исправительных заведениях. На подушке не было наволочки,
моя голова лежала на напернике. За окном я не видел ничего, кроме проводов
на столбах, напоминающих нотные линейки, только провисшие, и стеклянных
изоляторов, напоминающих россыпь нотных значков. О деньгах она и не
заикнулась. Ясное дело, я ей приглянулся. Я не верил своему счастью -
счастью с привкусом беды. Меня не насторожила тюремная койка, где не
уместиться двоим. Вдобавок я боялся спечься раньше времени, если она
задержится в ванной слишком долго. И какими такими женскими делами она там