"Сол Беллоу. Серебряное блюдо (Авт.сб. "На память обо мне")" - читать интересную книгу автора

задержались в Англии, но глаза у Морриса продолжали гноиться, и они
бросили его на произвол судьбы. Смылись, и он в двенадцать лет оказался
предоставлен в Ливерпуле сам себе. Мама происходила из семьи почище. Папа
- он ночевал в погребе маминого дома - влюбился в нее. В шестнадцать лет
благодаря забастовке моряков ему удалось наняться кочегаром, шуруя в
топке, заработать себе проезд через океан и удрать с корабля в Бруклине.
Он стал американцем, но Америка о том так никогда и не узнала. Он
голосовал без документов, водил машину без прав, не платил налогов -
словом, чего только не нарушал. Лошади, карты, бильярд, женщины - по
нисходящей - были самыми прочными его увлечениями. Любил ли он кого-нибудь
(при его-то занятости)? Да, любил Галину. Любил сына. Мама и по сей день
пребывала в уверенности, что больше всех папка любил ее и всю жизнь мечтал
к ней вернуться. Благодаря этому она держалась королевой, чему весьма
способствовали пухлые ручки и отцветшее, как у королевы Виктории, лицо.
"Девочкам велено не пускать его на порог", - говорила она. Фу-ты ну-ты,
прямо властительница Индии.
Измолоченная колоколами душа Вуди этим воскресным утром металась по
дому и за его стенами, уносилась в прошлое и вновь возвращалась на
верхотуру склада, где он так находчиво поместил свою квартиру; колокольный
звон налетал, улетал, медь била о гулкую медь; ширясь и ширясь,
колокольный звон дошел до пределов сталелитейного, нефтеперерабатывающего,
машиностроительного Южного Чикаго в разгаре осени со всеми его хорватами,
украинцами, греками, поляками и неграми постепеннее, которые тянулись в
свои церкви - кто слушать мессу, кто петь псалмы.
Вуди и сам отлично пел псалмы. Он и сейчас не забыл их слова. Ну, и еще
он служил живым свидетельством. Тетка Ребекка нередко посылала его
рассказывать набившимся в церковь шведам и прочим жителям фьордов, как он,
еврейский паренек, пришел ко Христу. За каждое выступление она платила ему
пятьдесят центов. Она специально отчисляла на это деньги. В ее лице
совмещались разом счетовод, главный финансист и руководитель миссии. Его
преподобие знать не знал об этой сделке. Чем полезен был миссии доктор,
так это своей страстной верой. Доктор не притворялся, и проповедник он был
из ряда вон выходящий. А как обстояло дело с Вуди? В Вуди тоже жила
страстная вера. Он тянулся к доктору. Доктор помог Вуди подняться над
земными интересами, приобщил его к духовной жизни. А всю остальную жизнь
Вуди, помимо духовной, поглощал Чикаго, чикагские шахер-махеры - они
считались здесь настолько в порядке вещей, что их воспринимали как
должное. Так, в тридцать третьем году (Боже, как давно, давным-давно это
было!) на Всемирной выставке "Век прогресса" [выставка в честь столетия
основания Чикаго], когда Вуди в конусообразной соломенной шляпе, изображая
рикшу, вез повозку, вскидывая сильные, крепкие ноги, а дюжие краснорожие
фермеры, его захмелевшие пассажиры, ржали и требовали свести их с, бабами,
он, хоть и поступил только что в семинарию, не считал для себя зазорным
сводничать и получать чаевые - девушки ведь тоже просили его поставлять им
клиентов - от обеих сторон. Он обнимался в Грант-парке с крупной девахой,
которая вечно спешила домой кормить своего грудного ребенка. Они с Вуди
ехали на трамвае в Вест-Сайд, и всю дорогу, распространяя запах молока и
поливая им блузку, она тискала его мощную ляжку рикши. Трамвай шел по
Рузвельт-роуд. Потом Вуди заходил в ее квартиру, где она жила вместе с
матерью, никаких мужей ему там не припоминалось. Припоминалось лишь одно -