"Сол Беллоу. Серебряное блюдо (Авт.сб. "На память обо мне")" - читать интересную книгу автора

безик. Каждое утро он наведывался за перегородку - проверял, не застряло
ли чего в решетках машин. Папке случалось находить там занятные вещицы,
которые швыряли в барабан вместе с одеждой, а в удачные дни - когда
медальон с цепочкой, а когда и брошь. Папка подновлял чистящий раствор,
вливая в него розовую и голубую жидкость из пластмассовых кувшинов, после
чего почитывал за второй чашкой кофе "Форвард" и уходил, оставляя дела на
Галину. Если им не хватало денег на арендную плату, их выручал Вуди.
Когда диснеевская фирма открыла во Флориде второй увеселительный парк,
Вуди захотел развлечь своих иждивенцев. Посылал он их туда, разумеется,
порознь, партиями. Больше всех радовалась Галина. Она потом без конца
рассказывала, какую речь произнес заводной Линкольн. "Нет, вы только
подумайте, поднимается, руками, губами шевелит. Ну совсем как настоящий! А
уж речь сказал - заслушаешься". Галина была самая из них здравомыслящая,
добрая и честная. После смерти папки все ее потребности, которые не
покрывало социальное обеспечение, оплачивали Вуди и Галинин сын Митош,
органист на стадионе, расходы они делили поровну. Папка почитал
страхование надуваловкой, Галине он оставил лишь допотопное оборудование,
и ни шиша больше.
Вуди и себе не отказывал в развлечениях. Раз в год, а то и чаще, он
пускал дела на самотек, поручал отделу доверительных операций своего банка
присматривать за его присными и отправлялся путешествовать. Путешествовал
он с размахом, с выдумкой, на широкую ногу. В Японии он не тратил время на
Токио. Зато провел три недели в Киото [Киото славится своими парковыми,
дворцовыми, храмовыми ансамблями], жил в гостинице "Таварая", построенной
веке в семнадцатом, если не раньше. Спал там на полу, на японский манер,
купался чуть ли не в кипятке. Посетил стриптиз, не имеющий себе равных по
непристойности, посетил и святые места, и храмовые сады. Побывал он также
и в Стамбуле, и в Иерусалиме, и в Дельфах, ездил на сафари в Бирму, в
Уганду, в Кению в туристических группах вместе с шоферами, бедуинами,
базарными торговцами. Открытый, тороватый, обходительный, все более и
более грузный, но тем не менее (он бегал трусцой, поднимал тяжести)
по-прежнему крепкий - нагишом он смахивал на разодетого в пух и прах
придворного эпохи Ренессанса, - он год от году казался все здоровее:
типичный любитель свежего воздуха - спина в веснушках, кирпично-красный
лоб и простоватый нос в пятнах загара. В Аддис-Абебе он увел красавицу
эфиопку прямо с улицы к себе в гостиницу и отмыл ее, самолично встав с ней
под душ и намыливая ее своими широкими ласковыми лапищами. В Кении обучил
одну негритянку кое-каким американским ругательствам - отличное подспорье
в ее профессии. Побывал на Ниле, пониже Мерчисон-Фолс, где из трясины
вставали стволы голубых эвкалиптов, а с отмелей грозно скалились на
проплывающие моторки бегемоты. Один из них пустился в пляс на песчаной
косе, тяжеловесно подпрыгивая и падая на все четыре лапы. Там-то Вуди и
увидел, как крокодил уволок под воду буйволенка.
Мама - ей, видно, суждено было не надолго пережить папку - стала слаба
головой. На людях она говорила о Вуди не иначе как о ребенке: "Что вы
скажете о моем сынулике?" Можно подумать, ему лет десять. Дурачилась с
ним, кокетничала - только что не заигрывала. Видно, напрочь утратила
представление о реальности. А за ней и остальные, точно малыши на детской
горке во дворе, ожидали, когда придет их черед скатиться вниз - по одному
на каждой ступеньке, и все переминаются от нетерпения.