"Сол Беллоу. Серебряное блюдо (Авт.сб. "На память обо мне")" - читать интересную книгу автора

Когда Вуди бывал с папкой, он чаще, чем обычно, смотрел на вещи с
еврейской точки зрения. Хотя в папке только и было от еврея, что он мог
читать газету лишь на идиш. Папка жил с полькой Галиной, мама - с Иисусом
Христом, а Вуди ел сырьем откромсанные от окорока ломти бекона. И все же
время от времени у него случались чисто еврейские заметы.
Миссис Скуглунд была женщина на редкость опрятная - что ногти, что
белоснежная шея, что уши, и папины неприличные намеки били мимо цели - до
того она была чистая; при виде ее, такой большой, величавой, Вуди
вспоминались водопады. Грудь у нее была необъятная. Она занимала
воображение Вуди. Он решил, что миссис Скуглунд ее туго стягивает. Но
как-то она подняла разом обе руки, чтобы открыть окно, и тут ее грудь
предстала перед стоявшим рядом Вуди в натуральную величину - нет, такую
грудь не стянешь. Волосы, светлые-пресветлые, походили на волокна рафии,
из которых, предварительно вымочив их, они плели корзины на уроках труда.
Папка снял тулуп, и оказалось, что на нем надето одна на другую несколько
фуфаек, а пиджака и вовсе нет.
Бегающие глаза придавали папке плутоватый вид. Зельбстам с их
крючковатыми носами и широкими, такими вроде бы порядочными лицами труднее
всего давалось выглядеть честными. Все в них говорило о нечестности. Вуди
часто пытался докопаться до причин. В чем они - в игре лицевых мускулов, в
складе рта? Или в складе их предприимчивых душ? Девочки прозвали папку
Диком Трейси, но ведь Дик был славный парень. Да и кого папка мог бы
провести? Впрочем, постойте, постойте, такая возможность не исключалась.
Именно потому, что папка выглядел плутом, совестливый человек мог
устыдиться: что, если он порицал папку незаслуженно или судил
несправедливо? На каком основании - только из-за лица? Одному-другому
наверняка захотелось бы загладить свою вину. И тут-то папка и подлавливал
их. Их-то да, но Юрдис нет. Она бы - метель не метель - в два счета
выставила папку на улицу. Юрдис была набожная, но простофилей она никак не
была. Недаром она захватила бразды правления, не зря проработала сорок лет
в Чикаго.
Миссис Скуглунд (Осе) провела посетителей в гостиную. Эту комнату,
самую просторную в доме, приходилось отапливать дополнительно. Потолок тут
был чуть не в пять метров высотой, окна огромные, и потому Юрдис
беспрерывно топила печку. Нарядную буржуйку, которую венчало что-то вроде
никелированной короны или митры. Митра, если ее чуть отодвинуть, поднимала
навеску чугунной дверцы. Дверца эта, скрывавшаяся под митрой, была
закопченная, проржавленная - словом, дверца как дверца. В открывшуюся
топку совком засыпали уголь, антрацитные шарики грохались на под. И над
ними взвивался огненный не то торт, не то купол - его было видно сквозь
слюдяные окошечки. Красивая комната, чуть не доверху в деревянных панелях.
Мраморный камин, в дымоход которого выводилась печная труба, паркетные
полы, машинные ковры, мебель со стеганой клюквенного цвета викторианской
обивкой, горка, выложенная зеркальным стеклом, с вделанной в нее китайской
этажеркой, где хранились серебряные кувшины - призы, полученные
скуглундскими коровами, затейливые щипцы для сахара, а также хрустальные
кувшины и кубки. Повсюду лежали Библии, висели картины, изображавшие
Иисуса Христа и Святую землю, а в воздухе витал еле уловимый гойский дух,
словно все в ней промыли слабым раствором уксуса.
- Миссис Скуглунд, я привел к вам моего папу. Вы, по-моему, с ним