"Сол Беллоу. Серебряное блюдо (Авт.сб. "На память обо мне")" - читать интересную книгу автора

передней площадки. А трамвай, и всегда-то медленный, еще медленнее
потащился дальше. До конечной остановки они добрались в пятом часу -
сумерки мало-помалу сменялись тьмой, под фонарями вился, вихрился снег.
Вдоль и поперек Говард-стрит стояли брошенные машины. Они запрудили даже
тротуары. Вуди с папой шли в Эванстон, Вуди шел первый, папа следом за ним
посреди улицы по оставленным грузовиками колеям. Четыре квартала они
мужествовали с ветром, а потом Вуди пробрался через сугробы к занесенному
снегом особняку, там обоим пришлось налечь на кованые чугунные ворота -
такой позади них намело сугроб. В этом величественном особняке было
двадцать, если не больше, комнат, а жили в них всего-навсего миссис
Скуглунд со своей служанкой Юрдис, тоже очень набожной.
Ожидая, когда им откроют, Вуди и папа, то потея, то коченея, смахивали
мокрый снег с тулупов, папа вытирал кустистые брови концом шарфа, и вскоре
загремели цепочки, и Юрдис, повернув деревянный засов, открыла окошечко в
стеклянной двери. Вуди прозвал Юрдис "постной рожей". Теперь такие
женщины, которые не пытаются никак прихорошиться, вовсе перевелись. Юрдис
вышла без прикрас - какая есть, такая есть. И сказала:
- Кто там и что вам нужно?
- Я Вудро Зельбст. Юрдис? Это я, Вуди.
- Вас не ждали.
- Верно, но мы пришли.
- Что вам нужно?
- Мы пришли повидаться с миссис Скуглунд.
- Зачем вы хотите с ней повидаться?
- Чтобы она знала, что мы здесь.
- Я должна сказать ей, почему вы пришли без звонка.
- Почему бы вам не сказать, что это пришел Вуди с отцом: разве мы
пришли бы в такую метель, если б не важное дело?
Вполне понятная осмотрительность одиноко живущих женщин. И к тому же
женщин степенных, несколько отставших от времени. Теперь в эванстонских
домах с их просторными верандами, уходящими вглубь дворами и служанками
вроде Юрдис, у которых на поясе бренчат ключи и от буфетных, и от всех
чуланов и ящиков вплоть до последнего ларя в погребе, нет и следа былой
степенности. К тому же в Эванстоне, этом оплоте епископальной церкви,
христианской науки и Женского общества трезвости, торговцы не смели
звонить в парадную дверь. Только приглашенные. А тут на тебе: прорвавшись
сквозь метель, пройдя пешком пятнадцать километров, являются двое бродяг
из Вест-Сайда. Вваливаются в почтенный дом, где шведская иммигрантка, в
прошлом кухарка, а ныне вдова-благотворительница, закованная снегами,
грезит, пока окоченевшие стебли лилий колотятся в ее забранные двойными
рамами окна - о новом Иерусалиме, втором пришествии, воскресении и
Страшном суде. Дабы приблизить второе пришествие и все прочее, необходимо
было привлечь сердца этих продувных бродяг, явившихся в метель.
Их пустили - как не пустить.
Лишь теперь, когда тепло стало доходить до их замотанных шарфами
подбородков, папа и Вуди почувствовали, что это была за метель: щеки у них
онемели от холода. Измочаленные, снедаемые корыстью, в потеках оттаявшего
снега, они стояли посреди настоящего холла - не какой-нибудь прихожей - с
резной винтовой лестницей, освещавшегося сверху огромным витражом. На нем
изображалась встреча Иисуса с самаритянкой. Воздух был по-гойски спертый.