"Аркадий Белинков. Черновик чувств " - читать интересную книгу автора

этого назидательно занимаясь севрскими кофейниками; во-вторых, потому, что
пяти его читательницам последние предметы покажутся куда более
занимательными, чем сам автор; и в-третьих, об этих отношениях очень хорошо
рассказано в известных двух предисловиях кота Мурра к сочинению,
повествующему о житейской философии их вполне респектабельного автора.

АНЕКДОТ I

в котором рассказывается о триптихе, изображающем двух девушек и
женщину в темной шляпе. У одной девушки болит голова. Наряду с этим в
Анекдоте рассуждается о технике масляной живописи и об интонациях
человеческой речи.
О чем еще рассказывается в Анекдоте, читатель может узнать, только
прочтя его. Это соображение пришло в голову автору после того, как он
уничтожил текст, совершенно тождественный тексту нижеприведенного Анекдота,
который мог быть вполне точным и единственно исчерпывающим названием его.
На площади город неожиданно раскрылся, как тело, с которого сполз
тяжелый халат.
По начинающимся спереди линиям с легкостью можно было судить о формах
задних фаса-дов.
Улица не разворачивалась потому, что была прямой и широкой.
Дома, то кинематографически возрастали, идя навстречу, то вновь
уменьшались, уходя за спину.
Стеклышки холода сверкали на тротуарах. На них было скользко, и они
обрезали ноги и царапали щеки и лоб.
Тепло вываливалось из темного подъезда. Его было так много, что, когда
дверь открывалась, большие желтые буханки тепла легко падали на каменный пол
и несколько мгновений со стеклян-ным звоном подпрыгивали. Подъезд был похож
на большой черный буфет.
Женщина смотрела сквозь стену из другого зала. Были только шляпа, веки
и подбородок. Потом - плечо и грудь. Потом - кусок рукава. И руки, не
казавшиеся обломками, как эпические руки классической Афродиты.
Ничего более художнику не было нужно.
- Более ничего не нужно, - эхом отвечала женщина с двумя локонами и
классическими руками. Правы были они оба. Особенно женщина, у которой были
доказательства.
Женщину можно было любить за веки, шляпу и половину торса. И любить не
как любят хромых женщин, а как хорошую рифму в буриме, где, собственно,
ничего, кроме рифм - нет.
После шумной книги в роскошном золоченом переплете, быстро
перелистанной мелкими шагами, эта тихая комната огромного музея пахнула
сосновым московским пригородом.
Обе девушки сидели в креслах, и закрывающий ноги столик делал их
висящими на стене в рамах.
У обеих девушек болели ноги. И у одной девушки сильно болела голова.
Девушка была плоской на желто-серой шероховатой стене, и ее обрамлял
столик и карниз двери. Потом поднялось плечо и от стены отделилась
серо-коричневая прядь. Потом появилась срезанная рамой кисть. Девушка вышла
из стены и подошла к окну. У нее болела голова и сильно болели ноги.
То, что они были похожи, эта девушка и женщина, было бесспорно. Даже