"Василий Белов. Кануны (Хроника конца 20-х годов) " - читать интересную книгу автора

даже теперь, когда его как сына бедняка по льготным правилам приняли в
партию и выдвинули из формовщиков на ответственную работу, даже теперь он
никуда не хотел от них уходить. Всю свою ответственную зарплату Петька
по-прежнему до копейки отдавал матери Шиловского Лаврентьевне. Он лишь
изредка посылал денег сестре в деревню, единственной оставшейся там
родственнице.
Между тем Гусев выключил рубильник дополнительного освещения. Высокие
прокопченные и пыльные окна обозначились чуть заметной утренней синевой. И в
это же время над кочегаркой соседнего механического цеха зашипел пар, а
сквозь это шипение пробился и сначала сипло, потом чище и все более зычно
загудел первый гудок. Вскоре в раздевалке послышались голоса утренней смены.
Завод оживал, цеха быстро сбрасывали с себя ночное оцепенение. Пришедшие
разливальщики готовились разливать чугун. Гусев откинул сонливость и сразу
преобразился, он прыгал около вагранки, запасал специальную замазку для
забивки летка, обмазывал желоб огнеупорной глиной. Балочный кран уже сухо
щелкал контактами реле. Теперь формовщикам нечего было делать в цехе, где
через час-полтора наступит шумное царство огня и синего жаркого дыма.
Шиловский сходил в душ, переоделся и, предчувствуя сладость отдыха,
через административную пристройку вышел на заводской двор. Тут-то и окликнул
его мастер литейки Малышев. Он спросил, сколько заформовано тройничных
стержней, похвалил бригаду, а напоследок смущенно поскреб в затылке:
- Ну, брат, тебе сегодня везет, спать не придется.
- А что?
- Звонили из комитета, просили зайти. Ты там в какой-то комиссии, ну,
счастливо!
Сутулый Малышев, махая длинными, ниже колен, руками, поспешно исчез, а
Шиловский разочарованно причмокнул. Отдых откладывался. Шиловский числился
на заводском партучете, но в парткоме по месту жительства его записали
недавно в комиссию по конфискации неучтенных церковных ценностей. Неделю
тому назад у комиссии уже был один заезд, сегодня, видать, предстоял второй.
Дел-ать было нечего, Шиловский вышел из проходной, пересек улицу и
прыгнул в затормозивший на повороте трамвай.
Часу в десятом утра особая тройка в составе представителя финотдела
долговязого прибалтийца по фамилии Билинкис, а также Шиловского и
милиционера Артамонова подъехала на машине к храму, построенному в одном из
переулков Замоскворечья. Четвертым в группе был шофер, исполнявший
одновременно и обязанности охраны, а в случае необходимости вооруженной
помощи милиционеру.
Обойдя вокруг церкви, милиционер Артамонов остался на паперти, шофер
(или, как говорилось в Москве, шоффер) встал у бокового выхода, а Шиловский
и Билинкис вошли в церковь.
С полдесятка пожилых женщин, не обращая внимания друг на друга, тихо
молились около левого клироса, да какой-то лысый мужик стоял у дверей и
держал в руках рукавицы. Из алтаря слышалась делаемая вполголоса басовая
проба. Шиловский и Билинкис, не снимая шапок, быстро прошли к алтарю.
Массивная на вид дверца левого алтарного входа оказалась до того хрупкой,
что распахнув ее, Билинкис еле устоял на своих жидких, обутых в краги ногах.
От этого Шиловскому стало смешно, он с каким-то озорством, минуя богомолок,
ступил в алтарь. Прямо перед ним стоял большой рыжий поп, видимо, это он
только что пробовал голос. Не замечая сухонького, невзрачного дьячка,