"Василий Белов. Кануны (Хроника конца 20-х годов) " - читать интересную книгу автора

ляжку. У Николая Ивановича поклажи не имелось, а рукавицы он упек еще в
начале дороги.
Выйдя на шумную, сверкающую электричеством Каланчевку, Данило перевел
дыхание и почтительно снял заячью, сшитую Акиндином Судейкиным шапку:
- Москва-матушка!
- Вроде она, - подтвердил притихший Николай Иванович. - Белокаменная...
Не зная, куда идти и как ехать дальше, они долго перетаптывались на
одном месте. Извозчик сразу их заприметил, подъехал ближе:
- Садись, подкачу, куда надобность!
Извозчик был невзрачный, такого увидишь и сразу забудешь, но шапку носил
пирожком. Николай Иванович, не долго думая, шмякнулся на сиденье, достал
бумажку с адресом Петьки Штыря. Извозчик долго разбирал адрес.
- Шаболовка, дом бывшего Зайцева. Далеконько, да ладно, - сказал он и
крякнул. - Чьи сами-то?
- А с вечера вологодские были, - бодрился Николай Иванович. - А нынче
оба советские.
Поп не очень-то унывал в чужом месте, и Данило тоже приободрился,
поставил корзину в ноги и уселся. Вислозадая лошадь с неожиданным
проворством затрусила через площадь, не обращая на трамваи никакого
внимания.
- Так, так. А сюда по какому делу? - не оборачиваясь, допытывался
извозчик.
- В Москву-то? В Москву разогнать тоску, - отшучивался Николай
Иванович.
Сани катились по безлюдным задворным улицам. Большие черные дома стояли
сплошняком, впритык друг к дружке. Данило читал и не успевал прочитать ни
одной вывески. До этого он был в Москве дважды и оба раза всего ничего. Один
раз торопило начальство, надо было скорее на Колчака, в другой раз торопился
сам, потому что ехал домой. В гражданскую служил Данило в Отдельном
Вологодском полку под началом земляка Авксентьевского. До этого он воевал на
германской в эстонских землях, а туда эшелоны шли через Питер.
- А вот гражданин ездовой, - заговорил вдруг Данило, когда извозчик
ничего не узнал от Николая Ивановича. - Ежели рассудить, где она, наша
справедливость-та? Ведь я, считай, пять годов на службе, не пропустил ни
гражданьскую, ни германьскую. Я Советской власти ничего худого не сделал.
Дак пошто меня голосу-то лишать?
Николай Иванович ткнул ему в бок, но Данило не унимался:
- Ты погоди, не тычь, дай сказать человеку.
- А что тебе с того голосу? - засмеялся извозчик. - Живи так, без
голосу!
- Э, дружочик! - Данило постучал извозчика в крестец пальцем сквозь
ватный пиджак. - Не дело ты говоришь, меня все люди знают. Данило век свой
встает и ложится с солнышком, худым словом никого не обидел, как это так? За
что Данила лишать голосу? Нет, я дойду до Калинина! Чтобы голос воротили и
во все списки обратно внесли.
- А по мне, так лучше бы из всех списков меня вычистили да больше не
трогали, - обернулся извозчик.
- Что, дядя, разве и ты в списках? - засмеялся поп.
- А как же! Вщ-щить! Такая-сякая.
Извозчик свистнул и замолчал. Замолчали и ездоки, словно бы