"Василий Белов. Час шестый ("Час шестый" #3) " - читать интересную книгу автора

деткам домой. В баню. Комары искусали еще днем, руки-ноги тоскуют. На утро
велено опять бежать сенокосничать. А чего бы ей бежать, ежели ни овцы у нее,
ни коровы? У других-то хоть скотина... Сено на трудодни выдадут... Господи
Иисусе Христе, как ей жить-то? Экая-то куча деток, а у ней ни коровы, ни
дома. Дедко Никита и тот в лес убрел. Занял у Клюшиных десять фунтов муки
троежитной, топор с котомкой за спину да и убрел. Живет в лесу, считай, от
самой Троицы. Маменька по миру пошла. А кабы не она, дак и жевать бы нечего!
Эстолько-то голодных ртов, и все мал-мала меньше... Народ смеется, говорят:
без мужика, а вишь, сколько робят накопила! Пиши прямо Калинину-то, пусть
всех четверых в солдаты берут...
Такие мысли вместе с комарами толклись около Веры Ивановны, пока бежала
она под горку к реке.
Коростель кричал где-то совсем близко. Туман поднялся, белел около
самой бани.
Она не запирала воротца, даже замка не было. Да и воровать в бане
нечего. Запирались лишь изнутри, когда все улягутся, потому что дело
ночное... Мало ли что... Вон Акимко Дымов пьяный в Троицын день ночью
стукался. "Открой, Вера Ивановна..." - "Иди, иди, Аким, не открою... Иди с
Богом, а ежели будешь еще ломиться, дак в сельсовет пожалуюсь. Так и
знай". - "Ивановна, сельсовета я не боюсь! Не отступлюсь я от тебя до
гробовой доски..." - "И не стыдно тебе?" - "Нет, не стыдно! Не могу жить без
тебя, Вера Ивановна..." - "Господь с тобой!"
Ушел он тогда от бани: в деревне еще плясали. Всю ночь не спала, а
вдруг опять прибежит? Может, и сейчас тут, забрался в баню к робетешкам да
сидит, ждет.
Сердце у Веры замерло... Она открыла двери в предбанник, затем в саму
баню. Нащупала на окошке спички. Торопливо зажгла коптилку. "Нет, слава те
Господи, никого нет..." Торопливо пересчитала она всех четверых и скорей
запираться. Накинула крюк сперва в предбаннике, потом и в самой бане.
В бане много ли места? Серега с Алешкой оба выросли, хоть и впрямь в
Красную Армию. По миру нынче ни за что не пошли. Хорошо, что на сенокос-то
ходят! В лес к дедку идти боятся. Больно далеко! Спят, умаялись за день.
Набили брюхо кислицей, гиглями да маменькиными кусками и спят. На полу, на
постели под одним одеялом. На нижнем полке приткнулся Иванушко, старший
Верин сынок. Свернулся калачиком и спит. Тоже вырос, хоть и третий год без
отца. На самом верхнем полке постлано самому маленькому. Дедко прибил с краю
широкую доску, чтобы ребенок не скатывался. Тут и Вера спала на каких-то
шобунях: летом под холщовой подстилкой, зимой под шубами. Днем, когда
уходила на колхозную работу. Вера Ивановна оставляла маленьких деток с
кривой Таней.
Вера легла на верхнем широком полке, прижала к сердцу младенца. Ребенок
искал во сне материнскую грудь, причмокивал. Она сунула ему в рот сосок,
чтобы он успокоился. Молока давно уже не было. Двухлетний ребенок только
мусолил сосок. Пока не прорезались зубки, можно было терпеть. Нынче зубы вон
появились, иной раз так прикусит, что хоть реви! И этот растет...
"Сварьба завтре, - засыпая, думает Вера Ивановна. - Василью, Павлову
брату, пора в отъезд, вот он и торопит... Тонюшка вроде и не ревит. Господи,
куды все и ушло? Давно ли на своей-то сварьбе плясала да пела? А
Микуленок-то у Палашки... И глядит поверх головы. Василей-то, этот простой,
не хитрый. Глядит прямо, как Паша, разговаривает степенно. А у этого и глаза