"Василий Белов. Час шестый ("Час шестый" #3) " - читать интересную книгу автора - Анфимович, какой экой разговор? Кликай хоть завтре! - Самовариха
всплеснула руками. - Неужто не сварим овсяного-то киселя? Постное-то масло тоже у нас есть, а насчет вина ты уж сам смекай... Миронов, ободренный, побежал в свою клетину. По дороге то и дело, как репей, цеплялось к Евграфу слово "предрик". "Здешний. Миколай Миколаевич... Господи, уж не Микуленок ли? Он и есть, больше и быть некому... И Скачков с ним приехал, тот самый... "Будешь моржам хребтины ломать!" И Миронов припомнил сиденье перед судом в КПЗ, полузабытую встречу, где впервые гордо молвил такие слова: "Палашка парня родила, зовут Виталькой..." Евграф ястребом залетел в свою избу. Он застал Палашку в слезах. Сундук был раскрыт, фата лежала на лавке. Посредине чисто промытого пола в куче зеленых березовых веток сидела Марья и молча вязала веники. Виталька... то бишь маленькая Марютка тоже сидела рядом с крохотным веничком в руках, она испуганно глядела то на мать, то на бабушку, то на Евграфа. Евграфу сразу все стало понятно. Бабы без него решили судьбу дочкина приданого. - Иди, иди, - заторопила матерь Палашку, - пока народ на обеде, а то уйдут на пожню. - Куды идти? К кому? - Палашка, хватая фату, едва удержала рев. Евграф сделал вид, что не слышит. Марья сказала: - А сходи-ко сперва к Зойке Сопроновой! Может, возьмет. Вынула из Палашкина сундука два стана белого, как снег, холста. - Бери и эти два. Может, купит... Холсты полагалось дарить будущему свекру и деверю. Теперь дочка понесет Неизвестно, что скажет и сам Сопронов, у него тоже денег не лишка. Люди говорят, он всю весну ждал, когда поставят на должность. И теперь ждет... Весь Петров пост ждет. Сказать или не сказать, кто в читальне сидит? Узнают и сами. Вся деревня, наверно, уж судачит и говорит, кто приехал. Марья вязала веники. Евграф начал примеривать к матице новую жердку. Он вырубил ее накануне в частом ельнике. Палашка медлила уходить, всхлипывала как маленькая. Евграф молча топором корил еловую жердку, чтобы укрепить ее от матицы до задней стены. Но ведь ни долота, ни стамески! Все у Кеши осталось. К кому идти долото просить? Было стыдно ходить к соседям, клянчить то одно, то другое. Иной день и по два раза... Самовариха вон отдала Мироновым даже чугунок, чистый половик да старопрежнюю шубу дубленой овчины. А больше-то, пожалуй, и у самой у нее ничего нет! Одни кросна да мотовила. В Самоварихиной избе пусто. Иконы да ухваты, да тканые половики... В сенях Евграф отыскал глазами железный заступ, взятый взаймы у Петруши Клюшина. Была бы печь с трубой, да если бы стекла в рамах, можно бы и осень прожить, и зиму перебороть в бобыльской избенке! Не простудить бы Марютку - вот что самое главное. И харчей пока никаких, кроме корзины прошлогодней репы из погреба Самоварихи. Евграф не глядел больше в бабскую сторону. Вышел искать место, где копать глину. Палашка напрасно ждала отцовского слова, с плачем свернула фату, завязала ее в бумажный старый платок, схватила холсты под мышку и вон из избы. Побежала в деревню. И тут не вытерпел Евграф Миронов, окликнул дочку: - Стой, Палагия! Стой, кому сказано. Оставь кашемировку-то... А холсты |
|
|