"Василий Белов. Час шестый ("Час шестый" #3) " - читать интересную книгу автора

полола рассаду в своем огороде, а тропка к реке бежала рядом с грядками.

Свой, свой чугунок,
Одна корзина чужая...

У реки Палашка мигом управилась. Новожилиха дождалась ее, остановила
девку и поглядела в корзину. Покачала сивой головой, промокнула глаза
платком и говорит:
- Вишь, она чево придумала, корзиной воду носить! Ой, Господи! Ну-ко,
Палагия, подойди ко мне-то поближе. Чево-то я тебе на ушко скажу... Давно
хотела сказать, не давали дела да случаи. Ну, уж севодни-то скажу, иди,
девушка, поближе, иди...
Палашка, не выпуская корзину с водой, подставила Новожилихе ухо.
Старуха спросила, знает ли Палашка брошенный картофельный погреб за
новожиловской загородой. Конечно, Палашка знала про эту заброшенную
погребицу. Яма как яма, а Новожилиха оглянулась, нет ли кого близко. И
шепотком сказала про какой-то сундук с разводами: "Не ваш ли? Вроде ваш".
Новожилиха рассказала, что когда "Первую пятилетку" учреждали да народ
кулачили, полдеревни свое добро хоронили в снегу и в овинах. Тот сундук
весной из снегу вытаял. Никто его сперва не взял. Боялись. Вместе с сундуком
загребут да в Ольховицу, а после отправят еще дальше. Так и стоял он тогда
до полночи посреди Шибанихи как ничейный. Новожил в тот день был десятским,
средь ночи ходил патрулить. Стоит сундук на дороге, никто не трогает.
Начальники были пьяные. Дедко сбродил домой за чунками и свез сундук к
чужому заброшенному погребу. Схоронил в погребе и дверинку закидал снегом.
Вроде Орловых погреб-то. Летом сходил, проверил, тут ли. Тут. В сенокос
сеном запорошил. А как стали ночи-то темными, привез на телеге в дом. Так и
стоит тот сундук в сеннике, правда, замок сорван. Не утерпел старик,
подсочился недавно во щель топором, крышка и отворилась. "Прости уж ради
Христа!"
Так нашептывала Новожилиха Палашке на ухо.
- Ваш, ваш сундук, ни у кого такого баского не было. Кашемировку-то я
просушила на жердке. Пойдем-ко, пойдем, пока народу на улице нету... -
лихорадочно закончила старуха.
Палашка стояла сама не своя. Не знала девка, что ей и подумать. Или ей
сон снится, или все взаправду...
Обе с оглядкой и врозь отправились к Новожиловым. Конечно, сундук
оказался мироновским! Палашка только ахала, верещала чуть ли не с провизгом.
Но ведь и шуметь было опасно, и радоваться надо было потише. Уже ночью
Новожил тихонько запряг в телегу кобылу Зацепку и тайно привез сундук к
"новому" Евграфову стойбищу. Поспешно, без шуму, затащили сундук в избушку.
Крышка открылась и даже пробренчала испуганным музыкальным звуком...
Палашка так и заплясала от радости. Все ее приданое: и холсты, и
наволочки, и платы со строчами, и два стеганых одеяла кумачового да синего
ситца, и малоношеная кашемировка, - все было целехонько! За два с лишним
года ничего не испортилось, хоть и насквозь прогоркло и пахло сыростью...
Словно полыхнуло в нежилой избенке печным огнем, ослепило озерной синью, и
взревели обе - и Палашка, и Марья. "Ну, вот, много ли бабам надо? -
улыбнулся Евграф. - Родной дом отнят, гумна нет, а девичьему сундуку до слез
радехоньки. Как я своему топору... Вот эдак и власть. Отымут все до