"Василий Белов. Час шестый ("Час шестый" #3) " - читать интересную книгу автора

за скобу летней верхней избы. И распахнул двери:
- Ночевали здорово!
Кеша Фотиев, босиком, в холщовой косоворотке, сидел на лавке и
березовым пестиком толок лук в деревянной ступке. И ступку для толчения и
березовый пестик делал сам Евграф еще до женитьбы. Вон и две буквы вырезаны:
"М" да "Е". До сих пор заметны.
Кеша от изумления или от испуга вытаращил на пришельца глаза. Он
отодвинул ступку с деревянным мироновским пестиком.
- А где у тебя, Ливодорович, семейство-то? - спросил Евграф.
- Семейства-то нету дома, семейство-то кто где, - словно обрадовался
Кеша, забыв пригласить садиться. - Женка на сенокос побежала, ребята незнамо
где. Сам вот лук толку. А ты, таварищ Миронов, давно ли дома?
- Я, Асикрет Ливодорович, тут у тебя не дома. Это ты тут дома. А я,
видишь, как зимний волк, хожу круг деревни и думаю, где бы мне топор взаймы
попросить? Отдай-ко ты мне мой топор, а?
- Что ты, что ты... Пошто тебе топор, что ты... - вскочил и, как Гуря
пастух, забормотал перепуганный Кеша. - Не дам я тебе топора, чево
говоришь... Обратно и дом бери... мне дома не жаль, что ты, что ты...
- Не надо мне твой дом, Асикрет Ливодорович! Отдай только мой топор!
Где он у тебя?
- Что ты, что ты... проходи да садись... счас поищу!
- Чего его искать, вот он и лежит у порога! - с горечью воскликнул
Евграф и наклонился, чтобы взять топор, а Кеша весь побелел. Боком, боком
Кеша мимо Евграфа да и шмыгнул в двери. Проворно выскочил в коридор, на
лесенку и дай Бог ноги. Через огород убежал куда-то в поле. Евграф с полчаса
напрасно ждал его, стоя у родимых дверей. Стоял и пробовал большим пальцем
лезвие. Вспомнилось, как возили бревна для роговской мельницы. Ждал, ждал
Евграф с клейменым златоустовским топором в руках, да так и не дождался
хозяина. Пропал Кеша.
"Видно, убежал, - подумал Евграф. - Наверно, я его обидел. Подумал
Кеша, что я селиться к ему пришел... Возьму пока топор, потом принесу".
В сенях Евграф снова тоскливым взглядом обвел родную поветь. На глаза
попадались то молотило со сломанным чернем, то разорванная верша, то
борона-суковатка. "Вон и портки мои висят, сохнут!" - Миронов плюнул.
... А ведь хорош топор-то, хоть и вытуплен! Любимец Евграфа и сама
гордость, брошен к порогу как попало. Перевели в тупицу, хлещут, видать, и
по каменью и по гвоздью... Дрова колют златоустовским-то... Топорище
треснуто.
Украл, выходит, свой же струмент.
Ворота за Евграфом брякнули железной защелкой, кованной когда-то
Гаврилом Насоновым. Живы ли Данило да Гаврило? Наверное, сгинули...
У Самоварихи вострого топора не бывало и до колхозов. Чтобы вытесать
новое топорище, пошаркал Евграф по зазубринам сухим наждаком. Да что толку?
Топор стал как пила...
Только вечером вместе с Иваном Нечаевым на мокром точиле выточили
Самоварихинский топор. Затем Ванюхин и Кешин выточили. Или он свой,
Кешин-то? Евграф считал себя похитителем, твердо решил вернуть Кеше
златоустовский. Ванюха Нечаев усердно крутил точило, Евграф сидел на станке,
держа жомок с топором. Палашка деревянной ложкой поливала точило водой.
Когда выточили и Нечаев ушел домой, Евграф выбрал из поленницы сухое