"Эдуард Белтов. Второй фронт Иосифа Сталина (полит.)" - читать интересную книгу автораи сколько-то дней наводили свои порядки. А в те дни, когда они двигались,
они двигались молниеносно. Были ли позади нас какие-то советские войска - я не знаю. Пальбу мы слышали, но никакие отступающие советские части нас не перегоняли. Правда, шли мы очень быстро. Все было ослепительно залито солнцем. В полдень оно стало невыносимым. Ведь это Украина, август месяц. Было примерно 35 градусов жары. Шло огромное количество людей, и над этой толпой стояло марево пыли, марево. Дышать было не просто нечем, дышать было невозможно. Так как на совсем небольшом расстоянии друг от друга шли конвоиры и у каждого на поводке овчарка, то помимо воли, независимо от сознания, что этим подставляешь под овчарку кого-то другого, каждый стремился в середину колонны. Каждый. Но мешал конвой. Все время оклики: "Не менять мест! Не меняться!" В руках у каждого был узел. Несла и я свой. Взяла с собой даже телогрейку. Без телогрейки очень трудно прожить заключенному. Это и подушка, и подстилка, и укрытие - всё. Ведь в подавляющем большинстве тюрем нет ни коек, ни матрацев, ни белья. Но когда мы по этой жаре прошли 30 километров, я свой узел тихонько положила на обочину. Ничего себе не оставила, ни ниточки. Поняла, что мне уже ничего не донести. Так же поступило огромное большинство женщин. Но те, кто не бросил свои вещи после первых 30 км, бросили их после 130 км. До места никто ничего не донес. Когда прошли еще 20 км, я сняла туфли и бросила их. Пошла босиком, Я легко ходить. Но когда идешь босиком по скошенной стерне... Когда идешь по стерне, поджимаешь пальцы ног. Но это замедляет шаг. А нас все время торопили, не всегда удавалось поджимать пальцы, и к сотому километру у меня уже ногти начали сползать на ногах. Иногда конвой проявлял к нам если не человечность, то какую-то терпимость, что ли. Когда мы проходили огородами (или шли мимо сел), там - как обычно для украинских огородов - были воткнуты палки поперек. Эти палки ничем не прикреплены. И вот нам разрешали вытаскивать такие палки и брать их для опоры. Кто брал одну палку, кто - две. И у меня на руке - во всю правую ладонь - был огромный волдырь. Он прорвался, и образовалась рана... Уже на второй день пути я разорвала свое черное шерстяное платье пополам и подвязалась им, как юбкой. Конвой - так конвой, мужчины - так мужчины, меня это уже не трогало. Никого это не трогало, ни их, ни нас. ...После Аджамки 30 километров я тянула за собой свою сокамерницу Соколовскую. Это была старая женщина, лет под семьдесят, совершенно седая, ярко выраженного еврейского типа. Она была рафинированной интеллигенткой. Она приходилась родной сестрой первой жене Троцкого. Только поэтому ее и посадили, (Автор ошибается: шедшая с нею Берта Ильинична Соколовская была арестована, вероятно, из-за своего мужа, бывшего братом первой жены Троцкого - Натальи Львовны. - Э. 6.). Ей было очень трудно идти. Она цеплялась за меня и все говорила про |
|
|