"Андрей Белый. На рубеже двух столетий (Воспоминания в 3-х кн., Книга 1) " - читать интересную книгу автора

фокусируются черты самого Белого, его родных, близких друзей и не очень
близких знакомых, складывающиеся в новую художественную мозаику, которая при
внимательном обозрении поддается дифференцированному и вполне конкретному
анализу как биографическая в своей основе структура.
О спонтанном автобиографизме творческих опытов Белого свидетельствует
характерный эпизод. В 1906 г., когда между Белым, Л. Д. Блок и Блоком
разворачивалась мучительная личная драма, в журнале "Золотое руно" (№ 7 - 9)
появился рассказ Белого "Куст". В условно-символическом сюжете этого
произведения Л. Д. Блок усмотрела скрытые оскорбительные выпады по своему
адресу и по адресу Блока [См.: Литературное наследство, т. 92. Александр
Блок. Новые материалы и исследования, кн. 3. М., 1982, с. 258 - 259]. Белый
же, как он в свое время решительно заверял Блока в письме к нему [Александр
Блок и Андрей Белый. Переписка. М., 1940, с. 180 - 181], а позднее повторял
то же самое в мемуарах "Между двух революций", никакими "злонамеренными"
задачами не руководствовался и считал упреки совершенно немотивированными.
Думается, что в этом конфликте оба, и Л. Д. Блок и Белый, были правы и
неправы одновременно: по всей вероятности, Белый действительно не ставил
перед собой специальных "аллюзионных" целей, но, работая над рассказом,
оставался верен самому себе, своему сложившемуся творческому методу, и
"отвлеченный" сюжет естественным образом оказался насквозь проникнутым
непосредственно жизненной аурой.
Для самого Белого не существовало принципиальной разницы между
собственно художественной прозой и мемуаристикой: рассказывая о годах
младенчества в воспоминаниях "На рубеже двух столетий", он подкрепляет свои
доводы цитатами из романа "Котик Летаев", используемого без каких-либо
оговорок как мемуарный же текст, а литературный портрет Льва Ивановича
Поливанова в тех же воспоминаниях дополняет опять же цитатой из романа
"Москва", в которой речь идет о Льве Петровиче Веденяпине. Подобный метод
вполне оправдан и не должен вызвать недоумения: ведь "Котик Летаев" целиком
основывается на личных воспоминаниях Белого о своем детстве, а Веденяпин в
"Москве" - такой же портрет Поливанова кисти Белого, как и незамаскированное
изображение знаменитого педагога в "На рубеже двух столетий". В творческом
арсенале Белого предостаточно подобных "двойников", которыми можно было бы
восполнить характеристики соответствующих им подлинных исторических лиц:
Мережкович и Шиповников из "Симфонии (2-й, драматической)" (1901) вписались
бы в мемуарные образы Мережковского и Розанова, Жеоржий Нулков из "Кубка
метелей" (1907) дополнительно проиллюстрировал бы рассказ Белого о неприятии
им "мистического анархизма" Г. Чулкова, Нелли из "Записок чудака" (1919)
прибавила бы красок к портрету А. Тургеневой, и т. д.
Если под "мемуарным" углом зрения рассматривать все творчество Белого,
то выясняется, что писатель создавал мемуары (или произведения, включающие
мемуарно-автобиографическое начало) с того самого момента, как ступил на
литературный путь. Правда, это были не вполне привычные мемуары и едва ли
они осознавались автором в этом их качестве - но ведь и позднейшая мемуарная
трилогия Белого, как выясняется, весьма отличается от общепризнанных
образцов этого жанра. Уже в первой книге Белого, вышедшей в свет в 1902 г.,
"Симфонии (2-й, драматической)" - или "Московской симфонии", как ее иногда
называл автор, - есть элементы мемуарной хроники, вкрапливающейся в заведомо
сфантазированное "мелодическое" повествование. Реальные московские жители
преображаются здесь в нимф и морских кентавров уже в согласии с тем методом