"Виктория Беляева. Очень женская проза " - читать интересную книгу автораСергея выпили по-семейному, как полагается, всплакнули, Сашка сидела у него
на коленях и ерошила пушистым затылком отцовскую бороду. - Так ты надолго? - Сибирский говорок, непривычный. - Папка, ты сразу скажи, когда приедешь-то? Сергей пригладил бороду и дочерний затылок, сказал задумчиво: - Не скоро, Одуванчик. Я буду тебе писать. - Я тоже, - ответила дочь и увлеклась кошкой, дравшей когти о кресло. На вокзале она поплакала, потом еще поплакала дома, перед сном, и я не знала, что с ней делать - в нашем доме я была младшей, и теперь ребенок, хнычущий на Надькиной, долго пустовавшей койке, привел меня в растерянность. Мать давно порывалась забрать внучку - Сергей человек занятой, ученый, да и может ли мужик в одиночку растить дочь? Сергей упирался, хотя приходилось нелегко, как-то раз совсем было собрался привезти своего Котенка, но что-то не получилось. Полгода назад прислал письмо, рассеянное и сумбурное, о том, что Сашке скоро в школу, с садиком-пятидневкой покончено, не отдавать же ребенка в интернат, он просто не знает, что делать... Мать ответила, и Сергей приехал к нам с мордастенькой, совсем незнакомой девочкой. Перед этим они отдыхали на юге, оба загорели до негритянского блеска, Сергей оказался с бородой, а шоколадная белоголовая девочка с интересом разглядывала нас прозрачными Надькиными глазами. У Сергея густо пробивалась седина - и в волосах, и в бороде совсем не профессорского вида, - он походил скорее на охотника, а Надька звала его ковбоем. Чуть старше пятидесяти, он по-прежнему был крепок, щеголял рельефными бицепсами и выпуклой грудью. Однако явственно чувствовался в нем какой-то надлом, накопившаяся усталость - или это была только неухоженность тушевался, а с отцом в первый же вечер надрался в лоскуты. Сидя на вольном воздухе у сарайчика, они признавались друг другу во взаимном уважении и расположении. - Мать, понятное дело, все ищет виноватых. - Отец звякнул чем-то в темноте. - Все думает, не увези ты Надюху в эту свою Сибирь, ничего с ней не случилось бы... Ерунда. Смерть, она везде найдет, от нее не спрячешься. От судьбы своей, Сергуня, не уйдешь... Я вынесла собаке миску с едой. Мэри жадно чавкала у ног, я стояла и слушала. - Я любил ее, - сказал Сергей. "Я ее люблю", - говорил он девять лет назад, прижимая Надьку к себе и не глядя матери в глаза. Мать причитала, ужасалась, плакала. Мать разливалась слезами, а наша старшенькая сказала вдруг глухо, ковыряя пальцем трещинку на дверном косяке: - Все равно ведь уеду, не удержишь. Замолчи. Мне было десять лет, я обожала Надьку и в голос заревела, хватаясь то за ее штаны, то за материну юбку. Молодые стояли в дверном проеме, Сергей прижимал ее к себе, точно пытался защитить от праведного семейного гнева. Они стояли в дверном проеме, и темный четырехугольник позади них обрамлял первый кадр из череды так и не снятых портретов этой пары, странной пары, отъединенной от всех и всего. Проводы молодых были невеселыми. Тягостный развод Сергея, ругань с родителями, полная неизвестность будущего довели сестру до изнеможения. Она похудела, не появлялась дома неделями, а когда наведывалась, казалась словно |
|
|