"Тонино Бенаквиста. Мясорубка для маленьких девочек" - читать интересную книгу автора

ЕДИНСТВЕННЫЙ ТАТУИРОВЩИК В МИРЕ

Мне сказали, что это единственный татуировщик в мире, способный сделать
такое. Что ему можно заказать какой угодно мотив - странный, извращенный,
мистический, неисполнимый, в самых невероятных и самых болезненных местах
тела. Китайские иероглифы, портрет Джеймса Джойса, Хокусая,[18] афишу
"Американского друга",[19] псориазную сыпь, грандиозную сцену охоты на тигра
в горах. Все это он изображал на пари, из любви к искусству, из стремления
раздвинуть границы возможного и убедить себя, что для него вообще нет
пределов.
- Я хочу вот это, - сказал я.
И предъявил ему рисунок. Пауза растянулась надолго.
- Не могу. Этого я не могу. Просите что угодно, все что только есть на
свете, но не это.
И он попросил меня уйти. Я свернул свою мятую репродукцию.
Он позвонил мне через несколько дней. Его голос звучал непривычно
тускло, как будто он занемог.
- Ладно, сделаю, но только на плече и больше нигде. Понадобится три
сеанса подряд, я уже произвел опыты с красками, можете приходить сейчас же.
На его предплечье я увидел пять желтых полос различных оттенков. Он
объяснил, что реально может испытывать краски только на коже. Я выбрал ту,
которая показалась мне наиболее близкой к оригиналу, но он посоветовал мне
другую, и я ему доверился. Четыре часа спустя я вышел от него с повязкой на
плече, вконец обалдевший от жужжания дермографа.
В течение всего следующего сеанса он крепко стискивал зубы и щурил
глаза; у него был такой вид, словно он борется с тошнотой, но несмотря на
это рука его ни разу не дрогнула.
- Вы плохо себя чувствуете?
- Знаете, вся эта голубизна... Я рад, что скоро кончу.
Мы назначили день последнего сеанса. У меня сложилось впечатление, что
ему хочется оттянуть время платежа.
За два дня до срока он отменил встречу, сказав, что еще не готов. И в
течение двух последующих месяцев не подавал признаков жизни. Я пытался
уговорить его продолжить работу, но он покинул свою мастерскую, сбежал,
оставив меня одного, с дурацким цветным пятном на коже, не имевшим ничего
общего с тем, что я мечтал увидеть. Ну где это видано - золотое пшеничное
поле под густо-синим небом Прованса, выколотое на плече! Там не хватало
пары, силуэта пары, обнимавшейся вдали, на заднем плане. Представляете,
каково это - жить весь свой век с недоделанной наколкой, которой требуется
всего один черный мазок, чтобы стать шедевром? Однажды ночью, часа в четыре,
он позвонил мне; сначала я решил, что он пьян.
- Приезжайте.
Он и тут оказался на высоте. Я не смог выдержать его взгляд: он был
таким страдальческим, как будто иголки терзали его тело, а не мое. Он взялся
выкалывать воронов с невиданным возбуждением, с мрачной точностью, вытирая
темную кровь, сочившуюся из ранок. Я был доволен результатом. Он испустил
долгий облегченный вздох. И между нами воцарилось совсем иное молчание;
впервые я разглядел то, что доселе таилось за его маской тоскливого страха:
гордость мастера перед прошлыми или грядущими испытаниями, странный
безмятежный покой роженицы, наступающий до или после освобождения от