"Тонино Бенаквиста. Мясорубка для маленьких девочек" - читать интересную книгу автора

бремени. В восторге от того, что он запечатлел на моем плече, я воскликнул:
- Я слышал, что Ван Гог покончил жизнь самоубийством как раз после
того, как написал эту картину!
Не ответив, он только пожал плечами и медленно ушел на кухню. Глядя ему
вслед, я понял, что уже слишком поздно говорить об этом.

ПИЦЦА С ПЛОЩАДИ ИТАЛИИ

В час когда на землю нисходят сумерки, во мне просыпается это желание -
неодолимое и властное. И я, ведомый дремавшими дотоле силами, вдруг
оказываюсь в другой реальности, где все искажено, все колеблется. Я знаю,
что должен выйти на улицу. Я принадлежу к породе тех крупных хищников, для
которых день - всего лишь долгая летаргия перед ночной вакханалией. Это
пиршество продлится до первых сполохов зари. Я голоден...

У меня больше нет ни одной веской причины, чтобы покидать площадь
Италии.
Стоит пройти всего двадцать метров, и вот я уже в комиссариате на улице
Куапель, где мои сослуживцы уже достаточно взвинчены нескончаемыми пробками
и всем утренним набором мелких пакостей, которые вполне могут, случись что,
навеки приковать вас к больничной койке.
Достаточно пересечь бульвар, и вот я уже в госпитале Сальпетриер, на
консультации по тропическим болезням, где описываю свои гастритные проблемы
специалисту, который взирает на меня как на "медицинский феномен". Связанный
с мерзкой хворью, подхваченной в Мексике три года назад.
После того что там со мной приключилось, я дал себе клятву никогда
больше не покидать метрополию. Купил себе в окрестностях Биаррица скромный
домик и отдыхаю там, кормясь овощами с соседней фермы. Поезд на Биарриц -
тоже рукой подать, на Аустерлицком вокзале. Именно это соображение и
побудило меня не покупать дом в Бретани.
Если заглянуть еще дальше в прошлое, то могу сообщить, что свои два
года на юридическом предпочел провести на улице Тольбиак, хотя все меня
уверяли, что нет ничего лучше университета на Бютт-о-Кай.[20]
До сих пор не понимаю, с чего вдруг предпринял ту мексиканскую
эскападу. И ведь до сих пор расплачиваюсь за свою глупость. Болезнь с
непроизносимым названием, которая угнездилась у меня в кишках, абсолютно
неизлечима. Конечно, от нее не умирают, но приходится жить с коварным врагом
внутри, что кусается при первой же капле жира. Словно в животе сидит
какой-то дьявольский зародыш, который не покинет вас до самой смерти,
по-хозяйски расположившись у вас в желудке.
- Хотите кофе, Ларгильер?
- Нет, спасибо, шеф.
Сейчас он будет смаковать свой крепкий двойной эспрессо у меня на
глазах.
Мой шеф никак не поймет, что кофе для моего желудка - чистый яд, ведь в
кофейных зернах полно жира. Да и никому это не понятно, никто не принимает
меня всерьез. В нашем комиссариате все уверены, что я ем вареный рис по
религиозным соображениям.
- В жизни не видел среди сыщиков такого домоседа, как вы, Ларгильер.
Хочу предложить вам одно интереснейшее дельце. Надеюсь, вас не испугает